Арминий (Hermann) атакует.
Худ. J. P. Janssen, ок. 1870

Сражение в Тевтобургском лесу в 9 году н.э. явилось поворотной точкой в истории Германии. Уже завоеванная пасынком Августа Тиберием страна (до Эльбы) стала очередным объектом экспансии цивилизации. Наместником новой провинции был назначен Квинтилий (или Квинкцилий) Вар. До этого он успешно руководил Сирией, заслужив следующие слова: «бедным он приехал в богатую провинцию и богатым уехал из бедной провинции». Это, конечно, преувеличение – в Сирии было изрядное количество искусных ремесленников и оборотистых торговцев, разорить их чиновнику было не так-то просто. Но попользовался Вар изрядно.

Ту же линию он вздумал проводить и в Германии (да еще и ввел римское судопроизводство, с сопутствующим ему крючкотворством). Предполагалось, что германцы проглотят все это, подобно галлам. Для знати предполагалась приманка – вожделенное римское гражданство.

Но социальное расслоение в Германии было слабым, и племенная знать (не очень эксплуатировавшая соплеменников) не нуждалась в защите иностранных войск. А национальной гордости у нее было в избытке.

Некий знатный германец, из племени херусков (и «римский гражданин») Арминий вошел в доверие к Вару. В условиях народных волнений, он обещал провести три римских легиона в укрепленный лагерь безопасным путем через Тевтобургский лес.

Однако, заведя Вара в чащу, Арминий со своим отрядом покинул римлян, которые тут же подверглись нападению со всех сторон. Выйти из ловушки было трудно, путь заграждали специально устроенные засеки. К нападавшим присоединился и сам германский Иван Сусанин.

Среди римских отрядов началась паника. Беспорядочное сопротивление происходило до поздней ночи. В результате, три легиона вместе со вспомогательными войсками были почти полностью истреблены (30 000 человек!). Сам Октавиан Август – первый римский император, узнав о трагедии, изрек: «Вар, верни мне мои легионы!». Но Вар был мертв.

Пришлось лично вмешаться в события. Я оценил обстановку. Римское войско двигалось колонной по лесной просеке, и было атаковано с обоих флангов воинами с секирами, легковооруженными берсерками в капюшонах и боевыми псами (под руководством германских псарей). С одной стороны леса стреляли лучники-германцы.

Задача представлялась не очень сложной. Сил у противника было не слишком много, и противостоять в чистом поле закованным в железо римским когортам германцам сложно. Важно было лишь не впасть в панику и удачно развернуть части, в особенности, кавалерию, и римских стрелков из лука.

Здесь необходимо отметить, что состав римской армии представляется не вполне удачным – бросается в глаза явная недостаточность мобильных и стрелковых частей (два отряда кавалерии и два отряда лучников, остальное – тяжелые когорты). Видимо, Квинтилий Вар понадеялся на союзных германцев. И как же он ошибся!

Поэтому мобильные части необходимо было беречь как зеницу ока.

Остальное – дело техники (все же, я наработал немалый опыт полевых сражений в “Rome. Total War”). Обычный прием – удерживать врага одной боевой частью, в то время как другой мой отряд заходит во фланг или тыл здесь даже не успел найти применение – так быстро дрогнули не имевшие защитного вооружения германцы. К тому же, у варваров не считалось за трусость отступить с позиций.

Правда, и преследовать легкие отряды германцев для легионеров было затруднительно. Поэтому я ограничился тем, что порубил группу вражеских лучников до последнего человека одним конным отрядом (кавалерией римского генерала), направив преследовать основную массу германцев другой. А остальные войска спокойным шагом двинул туда же (благо, спасительная цель наша - римский лагерь находилась в том же направлении).

Догоняя быстроногих варваров, тяжелая римская кавалерия взобралась на пригорок и узрела за ним германских лучников, уже начавших обстреливать приближающиеся римские войска. Думать был некогда, и я отдал приказ – атаковать (ибо лучники весьма опасны – пешие легионеры не могут догнать их и постепенно гибнут под стрелами). А за лучниками из чащи надвигались два конных отряда варваров. Кроме того, с другой стороны леса выбежали три большие группы противника – два отряда воинов с секирами и отряд копьеносцев (последний я не решился бы атаковать в лоб).

Тогда я быстро уничтожаю лучников своей кавалерией и затем резко отвожу ее назад (поскольку в схватке с превосходящими силами она неминуемо погибла бы). Момент рискованный – кавалерия, измученная боями и долгой погоней не ушла бы от свежей германской конницы и была бы порублена в спину.

Но перед этим я быстро бросил к предполагаемому месту второго сражения несколько когорт легионеров и отряд собственных лучников.

Маневр удался как нельзя лучше – на пригорке образовался как бы мешок из приближавшихся пеших отрядов и отступающих всадников, в который на всех парах влетает германская конница. Римская кавалерия резко разворачивается, и атакует с тыла переключившихся на пехотинцев варварских всадников. Мешок захлопнут, опасный враг истребляется.

Тем временем, на холм взбираются вышеупомянутые воины с секирами и копьеносцами. Я сдерживаю их одной когортой, две другие завожу слева во фланг. А с правого фланга германцев римские лучники начинают их обстрел.

Противник дрогнул и побежал, значительная часть беглецов порублена отрядом римской кавалерии (она уже весьма измотана, но бегущие солдаты не могут оказывать сопротивления).

Тут я с неудовольствием вспоминаю - вроде бы по условиям игры надо дотемна войти в римский лагерь. А песочные часы показывают, что половина отпущенного времени истекла (это единственное «историческое сражение» в “Rome. Total War”, где ведется отсчет времени).

Лагерь уже не очень далеко, к нему ведут две дороги. Со стороны левой в чаще просматривается отряд всадников-германцев, посреди правой в отдалении стоит небольшая группа вражеских пехотинцев. А – была не была! Идем правой дорогой (она не такая кривая).

У меня еще много войск. Но почти все римские части весьма устали, поэтому движемся с половинной скоростью. Внезапно нас начинают сильно бить из луков – пехотинцы оказались отборными лучниками.

Строю три первые когорты римлян черепахами (воины образуют над собой домик из щитов) и медленно движемся в сторону лучников (рядом же и спасительный лагерь). А слева и справа ставлю своих стрелков. Однако римские луки стреляют не так далеко.

Внезапно, слева из чащи вылетает отряд тяжелой германской конницы, за ним двигаются воины с секирами и легкие застрельщики с дротиками. Конники неожиданно набрасываются на «черепашек», которые не успевают перестроиться. В мгновение ока полностью уничтожены три когорты!

А с правого фланга римских лучников атакуют боевые псы и постепенно всех приканчивают.

Тогда я отвожу назад оставшийся отряд лучников. Оставшиеся когорты бросаю против варварской конницы и пеших германцев на левом фланге. А из тыла подтягиваю вяло плетущихся римских кавалеристов (для чего кони переходят на резвый аллюр).

Образуются две свалки (в середине дороги, где пали «черепашки») и слева, на краю леса. Слева дела плохи - там наступает многочисленная вражеская пехота. Зато в центре мои легионеры удачно врубаются коннице и секироносцам во фланг (те никак не могут развернуться). Второй отряд лучников уничтожает псов-людоедов вместе с их псарями с другого фланга. А освободившуюся кавалерию (увы, один отряд) кидаю против проклятых вражеских стрелков.

Но те, налегке, начинают быстрый отход. А римские всадники измождены, расстояние почти не сокращается. Германцы еще и стрелять в моих кавалеристов успевают. Ладно, предоставим события их естественному ходу.

Тем временем, оперирую оставшимися пешими немногочисленными отрядами. Добиваю врага в центре, и встречаю выбегающих из леса секироносцев и застрельщиков с дротиками. Удерживаю их легионерами с фронта и расстреливаю из луков с фланга. Маневр проходит успешно – нестойкие варвары бегут. Преследовать их бесполезно, но пострелять в спину можно.

Но из леса валят новые отряды. Повторяю свои действия – и снова успешно. Противник несет изрядные потери.

Вдруг на римских лучников набрасываются натасканные на людей псы. Лучники отходят и метко стреляют по злобным тварям. Однако поддержать легионеров они уже не могут. Из чащи начинают стрельбу вражеские лучники (да сколько же их у германцев!).

Внезапно игра прекращается и мне объявляют, что римляне потерпели «незначительное поражение» (наших осталось шесть десятков, германцев – в четыре раза больше). Причем, германцев погибло с тысячу (против моих восьмисот). Конечно, это лучше, чем было в реальном сражении в Тевтобургском лесу, когда были почти полностью уничтожены три легиона (30 000 воинов), а варвары сохранили свою армию. Видимо, в римской армии, заведенной в лес и атакованной со всех сторон, началась паника (коей не подвержен сидящий за письменным столом игрок). К тому же, Квинтилий Вар был заурядный бюрократ и мздоимец, а такие, когда доходит до любого реального дела, демонстрируют полную некомпетентность.

Но, в любом случае, битва была проиграна (тем более, что, как выяснилось, посланный против германских лучников отряд погиб, а эти лучники сохранили свои жизни и теперь угрожали кучке легионеров с тыла). Враг мог просто расстрелять римлян с дистанции, не вступая в схватку.

Рим не успокоился, и новый император Тиберий отправил своего полководца и родственника Германика на новой покорение Германии (случайное совпадение имен J).

Германик был грамотным полководцем (его гипсовую голову любят рисовать в художественных учебных заведениях J). Но отлаженная военно-политическая машина Рима споткнулась в условиях холодных джунглей Германии и партизанской тактики ее обитателей.

Сражение в Тевтобургском лесу положило предел римской экспансии в Европе, так же как разгром при Каррах остановил их продвижение в Азии.

Арминий стал вождем херусков и под его руководством они объединили большую часть Германии, сокрушив другого могущественного вождя Маробода (племя маркоманнов – «пограничников»). Но время для политического единства страны еще не пришло. Притязания Арминия на единоличную власть не пришлись по нраву буйным варварам, и вождь был убит.

Подлинный натиск варваров на римские границы наступил значительно позже, когда на Севере стали сказываться последствия пассионарного толчка.

Сообщение Квинт » 24 ноя 2008, 20:05
Войско наместника Германии, excercitus, выступило из лагеря на рассвете, prima luce, сразу после четвертой стражи. Вперед ушел отряд нумидийских всадников, посланных на разведку. За ними длинной, широкой колонной, издали похожей на ленивую, толстую, разъевшуюся за лето змею, выползли, не спеша, из лагерных ворот все три легиона – первый, семнадцатый и девятнадцатый. Они составляли robur – ядро армии, ее основную ударную силу. Еще с ними шли пять добавочных когорт, недавно пришедших из-за Рейна, отряды союзников-германцев – в основном это были свебы и батавы, - и вспомогательные галльские конные отряды; а в конце войска тянулся огромный обоз. Вместе с легионерами в расположенное на реке Лупии укрепление Ализон из летнего лагеря уходили чиновники, занимавшиеся сбором податей и чинившие суд в германских деревнях, подчиненных римлянам. С ними ехали члены их семей, шли рабы, наложницы и вольноотпущенники; в конце колонны тянулись со своими набитыми товаром повозками маркитанты. Где-то среди этих повозок была и крытая тележка трактирщицы Квартиллы, так называемая «камара», окованная железом, запряженная парой небольших, ушастых, но сытых и крепких германских лошадок. Молоденькая служанка Квартиллы, кудрявая, бойкая Хрисида сидела впереди и правила лошадьми. На округлой, смуглой, аппетитной шее у нее было нарядное коралловое ожерелье, подаренное недавно Квинтом. Румяные губы девушки изгибались в улыбке, черные глаза блестели, и вид у нее был такой соблазнительный и задорный, что проезжавшие мимо германские всадники толкали друг друга локтями, подмигивали весело, глядя на нее, качали лохматыми нечесаными головами и улыбались.
Квинт, разумеется, не мог этого видеть: он шел далеко впереди, в рядах своего первого Германского легиона. Шлем galea висел у него на груди, за спиной в чехле висел щит, болтались два дротика-верикула и тяжелое боевое копье – пилум – с трехгранным стальным наконечником в добрый фут длиной. Такое копье, брошенное умелой рукой, пронзало и защищенного панцирем человека насквозь. Талию молодого солдата перехватывали два перекрещенных, усыпанных металлическими бляхами воинских пояса, с защитным фартучком впереди; к одному из поясов был подвешен кинжал, к другому – короткий меч-гладий. Его начищенный до блеска пластинчатый панцирь-лорика, котелок, запас хлеба на три дня и инструменты были собраны в один большой узел. Он нес свой багаж, называемый sarcina, на длинной палке с перекладиной, положив ее на плечо; так же шли и другие легионеры. В таком виде они назывались impeditus, и действительно напоминали груженых мулов. С утра небо затянуло низкими темными тучами, и пошел неторопливый, моросящий и скучный дождь. Многие солдаты шагали, накинув на головы капюшоны своих плащей. Другие, подобно ветерану Марку, прикрылись звериными шкурами. За долгие года службы в Германии, общаясь с варварами, солдаты перенимали их обычаи и одежду. Марк шагал рядом с товарищем, одетый в просторный плащ из хорошо выделанной лосиной шкуры. Плащ скреплялся на груди массивной бронзовой фибулой германской работы. Дождь моросил все сильнее; время от времени налетали сильные порывы ветра, раскачивавшие вершины сосен и дубов. Дорога, ведущая от реки на холм и дальше постепенно втягивающаяся в ущелье между невысоких, густо поросших дремучим лесом гор, размокала все сильнее.
- Плохо дело, – сказал Марк, отбрасывая кожаный капюшон назад и подставляя моросящему дождю свою лысеющую голову. Он растер широкой ладонью капли дождя по короткой щетине головы и накинул капюшон снова. - Если этот дождик усилится – хлебнем мы горя. Посмотри назад: какой огромный обоз! Целый город на колесах. Дорога дальше будет только хуже, пойдут леса да болота. Как же мы будем вытаскивать из грязи все эти дурацкие повозки?
Квинт оглянулся назад. Они только что поднялись на невысокий холм примерно в миле от лагеря. Вся дорога сзади была забита легионерами, идущими плотными рядами, в середине которых двигались повозки: на них везли доспехи ветеранов, метательные орудия – баллисты, скорпионы, торменты или онагры - и мешки с деньгами, так называемые фоллы. После каждой выплаты денежного подарка – донатива либо клавария, – половина денег у легионеров удерживалась и складывалась в общую кассу. Это был давний обычай, направленный на то, чтобы не все свои деньги подгулявший солдат мог пропить сразу. Эти повозки, запряженные мулами, двигались в центре каждой когорты. А в самом хвосте, у ворот лагеря, волновалась и подавалась из стороны в сторону огромная толпа, тесное скопление мулов, лошадей, людей, набитых скарбом повозок маркитантов; она медленно подвигалась следом, вытягиваясь постепенно в длину. Вся колонна уходящих должна была растянуться на несколько миль. В такую погоду продвижение ее никак не могло быть быстрым.
- Да, вряд ли мы сегодня одолеем двадцать миль перехода, - сказал Квинт.
Марк в ответ только рукой махнул.
- Какие там двадцать? С десяток бы пройти, и то дело… А если восставшие германцы нападут? Вот будет потеха! – Марк дотронулся до ладони Квинта. – Туда посмотри!
Невдалеке от дороги, на склоне холма, торчали четыре креста. На них висели тела недавно казненных людей; один из них был раб, осужденный за воровство и попытку побега, а рядом с ним - три германца из отдаленной деревни, которых повесили за разбойные речи, направленные против великого Цезаря, и за подбивание к мятежу. Они висели уже несколько дней, прибитые большими гвоздями к широким деревянным перекладинам. Черные огромные вороны сидели на плечах мертвецов или разгуливали взад и вперед, важные, как сенаторы. Квинт своими зоркими глазами видел отсюда, что глаза у трупов выклеваны, и по груди их растеклись потеки черной, засохшей крови. Особенно один мертвец был страшен – раздувшийся, глянцевито-коричневый, с изуродованным, расклеванным лицом, со свалявшейся полуседой бородой. Два толстых, сытых ворона длинными, твердыми клювами продолжали лениво поклевывать его лоснящиеся под дождем шею и плечи. Невдалеке от крестов сидел на мешке, зевая, сторожевой солдат, двумя руками державшийся на свое копье; он ждал от центуриона команды покинуть, наконец, свой пост. А еще дальше, у подошвы холма, в сотне шагов от места казни, разместилась на разостланных шкурах группа германцев. Среди них были и мужчины, и женщины, и несколько детей.
Это были родственники казненных, приехавшие забрать тела после того, как войско уйдет. Никто из них не плакал. Все они молча сидели тесной группой, и смотрели вслед уходящим римским солдатам. Даже не по лицам их, – отсюда их трудно было разглядеть, – но по их позам и по выражению повернутых голов чувствовалось, какой заряд ненависти и злобы несет каждый из этих людей. Квинту невольно стало не по себе. Он вспомнил неожиданно, как несколько недель назад, в самой середине лета, ему довелось присутствовать на казни одного германского князя. Этот князь, из племени марсов, был обвинен в измене, бежал и какое-то время скрывался в лесах, пытаясь поднять соплеменников на восстание. Во время одного из нападений на римский отряд он был ранен, и вскоре схвачен. Судил его сам проконсул Квинтилий Вар - и присудил к казни supplicium more majorem, то есть «по обычаю предков». Квинт тогда стоял в карауле. Он видел, как закованного в цепи германца привели к месту казни, раздели и положили на землю. Ему замотали голову плащом и зажали ее в большой деревянной колодке, называемой furca. Руки осужденного прибили к колодке гвоздями. Потом два здоровенных ветерана встали по бокам его с розгами в руках. По команде центуриона они принялись равномерно стегать приговоренного розгами по обнаженному, желтовато-смуглому телу. Князь этот был небольшим, сравнительно с другими германцами, сухощавым и невысоким человечком, с длинными, спускавшимися к подбородку усами и просвечивающей на макушке лысиной; но вытерпел он, несмотря на свое некрепкое сложение и на рану, удивительно много – почти семьсот розог. Родственники, друзья и клиенты его большой толпой стояли неподалеку и молча наблюдали за казнью. Сначала германец крепился, стараясь не кричать; он только скрипел зубами, сдержанно стонал и как-то судорожно вытягивал шею. Но когда счет пошел на третью сотню, когда кожа с его спины была содрана, и вся она стала представлять собой сплошную открытую, кровавую рану, по которой со свистом непрерывно хлестали высоко взлетающие крепкие розги – он не выдержал. Крик его двое суток стоял потом у Квинта в ушах. Германец несколько раз терял сознание; его отливали водой и продолжали сечь. Когда он наконец испустил дух, голову мертвеца отрубили, вздели его на копье, пронесли по лагерю и после бросили лагерным псам. Тело родственники казненного выкупили и сожгли, по своему обычаю. Долго еще потом картина этой казни стояла у Квинта перед глазами: все виделся ему германский князь, - как он стоит покорно, с опущенными глазами, стараясь унять дрожь, сотрясающую его сухощавое, небольшое тело; как ложится на землю, и как потом по этому телу бьют свистящие розги, с каждым ударом оставляя на теле кровоточащую полосу; и преследовала юношу отрубленная голова его, с искусанными в кровь, распухшими губами, с полузакрытыми, остановившимися глазами, со странным, детски-жалобным и простодушным выражением.
На вершине невысокого лесистого холма показались островерхие домики небольшой германской деревушки. У подошвы холмы лежал заросший сочной травой луг, где паслось довольно большое стадо: невысокие германские коровы и быки с непривычно короткими рогами, несколько десятков коз, отара овец. Лохматые собаки с острыми мордами, похожие на волков, злобно лаяли на проходящих солдат; некоторые из них, наиболее смелые, подскакивали ближе и пытались укусить проходящих за ноги. Легионеры ругались и отгоняли их ударами древков своих длинных копий. Особенно бесновался один из псов – черный, огромный, с длинным шрамом на боку и порванным ухом, со злобно перекошенной мордой. Он довольно долго бежал рядом с колонной, заходясь свирепым лаем, подскакивая вплотную к рядам, не слушая криков босоногих мальчишек-пастухов, которые ехали поодаль на своих маленьких, толстошеих лошадках. Наконец, один из проходящих лучников-саггитариев вышел из колонны и укоризненно посмотрел на пса, наклонив вбок голову. Потом, не спеша, он снял с плеча большой лук и наложил на его толстую кожаную тетиву стрелу. «Да ладно, брось!» крикнул ему один из товарищей. «Наплевать на него!» Лучник и ухом не повел. Мальчишки-германцы свистели и махали руками, подзывая пса; но тот продолжал прыгать вокруг стоящего человека, набрасываясь, как бешеный, гавкая изо всех сил, разбрызгивая слюну из яростно открытой пасти. Лучник резко выпрямил одну руку, другой быстро натянул до самого уха тетиву, чуть повернул корпус, выцеливая жертву; потом тетива звонко щелкнула по его кожаному напульснику – и пес жалобно завыл, заскулил, закрутился на месте, изгибаясь всем туловищем, кусая длинное красное древко стрелы, впившееся в мохнатый бок и пробившей его тело насквозь. Наконец он упал на спину и затих, судорожно вытянув толстые лапы. Лучник криво, одной стороной рта, усмехнулся, осторожно подошел к убитому животному – кончик его хвостао еще слегка подрагивал, - упершись ногой в него, двумя руками вырвал стрелу, положил в колчан и бегом бросился догонять уходивших товарищей. Мальчишки продолжали крутиться неподалеку на своих мохнатых лошадках, размахивавших длинными хвостами, возбужденно переговариваясь между собой; со склона холма к ним не спеша, клонясь назад, на круп своей лошади, ехал взрослый пастух, - закутавшийся в плащ, коренастый старик с окладистой бородой и длинными, разметавшимися по плечам седыми волосами.
Вскоре вымазанные цветной глиной, как-будто яркими красками расписанные, дома германцев, скрылись из виду. Дорога пошла под уклон. Теперь Квинт видел уходящую далеко вперед легионную колонну, - agmen, - шагающую в стройном порядке, с правильными интервалами между когортами, блистающую металлом, выставившую щетину своих копий, с высоко вздетыми значками манипулов; к их древкам были прикреплены посеребренные медальоны, с поясными изображениеми императора Августа, бога войны Марса и его дочери, Беллоны. Голова колонны терялась среди заросших дремучим лесом гор, в ущелье между которыми постепенно втягивалось все войско. Невольно Квинта охватило чувство гордости: он ощутил себя частицей огромной, неодолимой силы, которой подвластны далекие расстояния, непроходимые ущелья, вековые леса, перед которой не способны устоять самые многочисленные толпы варваров. Всегда, когда он видел войско на походе, его охватывало это самоуверенное, горделивое чувство. Он ощущал себя хозяином мира в такие моменты. И серый, тусклый, холодный день показался ему веселее, и свинцовое, недружелюбно насупленное небо над лесистыми вершинами гор не казалось уже ему таким низким и угрюмым.
- А ты обратил внимание на то, что людей в деревне не видно? – спросил его Марк неожиданно. Он размашисто шагал рядом, держа одной рукой палку-сарцину на плече, и широко размахивая другой. – Заметил? Обычно они, как завидят войско – высыпают из домов, стоят и смотрят на нас. А сейчас – никого! Только мальчишки-пастухи да какой-то старик. Даже баб ни видно…Странно это как-то.
Квинт равнодушно пожал плечами. Он думал сейчас о другом, вспоминая сегодняшнюю ночь и свидание с Хрисидой, их пылкие любовные игры на разостланном под развесистым кустом солдатском плаще. Марк помолчал немного, потом смачно плюнул в сторону и засвистел на мотив популярной песенки гладиаторов.
- А дома германцы ставят по-другому, не так, как у нас в Италии, - заметил он немного погодя. – У нас лепят друг к другу тесно, как соты в улье. А у них каждый дом – усадьба, с большим участком, с садом. И отстоят дома далеко друг от друга. Маленькая деревушка, а размером – с наш городок. Недружелюбный народ. Соседей – и тех не любят, сторонятся…А? Как думаешь?
И снова он не получил никакого ответа от своего товарища.
Дорога становилась все уже, лес местами подступал уже почти вплотную к ней. Легионеры шли, изредка делая короткий привал, перекусывая на скорую руку. Неширокий болотистый луг по бокам дороги весь зарос камышами, которые шумели на ветру. Над лугом вились несколько луней, выискивая себе добычу. Высоко в небе, над дорогой, парил большой ястреб, выписывая широкие, плавные круги. Неожиданно Марк толкнул юношу локтем.
- Смотри, вон он! – сказал ветеран и указал рукой на камыши. Сначала Квинт ничего не увидел в том направлении, куда указывала его узловатая, жилистая, поросшая черным волосом рука. Но потом, приглядевшись, он заметил среди камышей кабанью клыкастую морду, с маленькими красноватыми глазками, с высоко поднятыми ушами. Зверь смотрел на проходящих мимо легионеров несколько секунд, потом с шумом бросился прочь – только камышовые метелки закачались, обозначая его путь. Марк улыбнулся; от уголков его глаз по коричневым, щетинистым щекам побежали неожиданно веселые, лукавые морщинки.
- Как он побежал, а? Слышал, как запыхтел: фыр, фыр…Бежит, небось, сейчас, и думает: вот это я нарвался! Столько людей сразу! Хорошо, что цел ушел… Сколько же все-таки здесь зверья, я диву даюсь, - сказал он удивленно. - Три дня назад, на рубке леса, вот так же близко я оленя видел. Стоит, голову поднял, прислушивается. Рога огромные, ветвистые: красавец, одним словом. Дорого бы я дал, чтобы разок хорошенько поохотиться в этих лесах. Только для этого нужно, чтобы германцы стали мирные, хотя бы вроде наших друзей галлов. А то уйдешь в лес – и найдут тебя весной, когда снег сойдет, с перерезанным напрочь горлом, как мы Мамерка Непота из второй когорты нашли, помнишь?
Дождь все усиливался. Дорога размокала, и ноги легионеров, обутые в тяжелые, почти что килограммовые калиги, начали скользить по грязи. Выбоины в дороге постепенно заполнялись водой, то и дело приходилось шлепать через большие лужи. В одной из таких больших выбоин застряла телега, на которой везли тяжелую баллисту. Таких карробаллист в легионе было шестьдесят, по одной на каждую центурию. Укрытая со всех сторон кожами, она своими угловатыми очертаниями напоминала съежившегося, закутавшегося от дождя, выставившего колени и высоко поднявшего острые плечи старика. Легионеры сгрудились вокруг нее, помогая вытолкнуть повозку на сухое. Центурион Фабий «Подай другую» подавал команды своим зычным голосом и ругался. Увидев Квинта, он злобно нахмурился и отвернулся. Потом он подошел к маленькому, невзрачному солдатику, который толкал колесо повозки вытянутыми тощими руками, и ударил его со всего размаху по спине своей изогнутой палкой, сделанной из виноградной лозы; такой жезл, символ власти, назывался vitis.
- Сильнее толкай, ты, раззява! – крикнул он на него. – Все стараются, а ты только вид делаешь, кикимора, мышь лесная, сморчок несчастный!
Он ударил его еще два раза. Солдатик скрипнул зубами и налег изо всех сил. Один из легионеров-баллистариев хлестал кнутом германских невысоких, гривастых лошадок, запряженных в повозку. Они громко ржали, приседали на задние ноги и испуганно прядали ушами. В воздухе висела тяжелая солдатская брань; холодный ветер налетал порывами от болота, рвал с плеч плащи, швырял в их лица пригоршни дождевых капель. Наконец повозку вытянули. Марк выпрямился, вытер пот со лба и подошел к Квинту, переводя дух. Казалось, большой пористый нос его покраснел еще больше.
- И это только начало, - сказал он невесело. – Не пойму я что-то: почему мы повернули на север, к Тевтобургскому лесу? Там места болотистые, гиблые. Я-то знаю: ходил туда как-то раз с нашей когортой, когда нас послали выслеживать проклятого бунтовщика Тиудимера. Почему мы не идем по старой, знакомой, проложенной еще Друзом Старшим тропе? По такой погоде нам дня три, а то и четыре придется тащиться со всем этим барахлом!
- Я слышал, как примипилярий семнадцатого легиона Антоний разговаривал с нашим центурионом Луцием, - встрял в разговор оказавшийся по соседству солдат третьего манипула. Он вскинул на плечо свой шест, на конце которого болтался узел с пожитками. – Говорят, то ли фризы, то ли бруктеры восстали. И вроде бы среди херусков волнения: некоторые села отложились и собрали отряды. Наместник собирается провести войско севернее, чтобы нагнать на них по дороге страху. Сожжем парочку ихних деревень, разрушим укрепления – oppida,- а жителей угоним в рабство. Они сразу сделаются поспокойнее!
- О, вот это дело! – сказал Марк и весело, бодро зашагал вперед. – Ради этого можно и задержаться на пару дней в этих болотах и лесах. Лично мне всегда делается веселее на сердце, когда запалишь какую-нибудь грязную германскую хибару да потащишь за собой здоровую девку, намотав на кулак ее длинные белобрысые волосы. Сначала можно будет с ней позабавиться как следует, а потом продать иудеям-перекупщикам и немного заработать. Забавно слышать, как жалобно начинают скулить эти толстые телки, когда чувствуют в себе наш могучий римский посох…
И начался такой типичный, цинически-соленый и грубый солдатский разговор, какой можно было услышать в войсках, идущих на битву, и за сто, и за тысячу лет до этого похода, да и через тысячу лет позже. Квинт участия в этом разговоре не принимал. На сердце у него сделалось как-то тревожно. Ветер все усиливался. Он раскачивал вершины дубов и сосен, стряхивая на солдат капли воды. Дождь лил не переставая. На дороге, где-то впереди, образовался затор. Все встали. Легионеры жались друг к другу, закрываясь плащами, подшучивая друг над другом. Некоторые доставали из-за пазухи узелки с едой и перекусывали стоя. Отдельные счастливцы позволяли себе хлебнуть вина из больших, покрытых кожей фляг. Потом раздалась команда: «Посторонись!» Несколько нарядно одетых всадников проскакали мимо, забрызгивая сгрудившихся у обочины солдат грязью из-под копыт. Квинт узнал скакавшего впереди легата Валу Нумония, одного из самых известных и уважаемых военачальников в войске. Это был красивый, крепкий, подтянутый мужчина, выглядевший гораздо моложе своих сорока лет. Он уверенно и бодро сидел на вороном высоком коне, направляя движением поводьев его бег. Алый плащ развевался у него за спиной, на стальном панцире-кирасе золотом сверкали накладные львиные морды; такой облегающий тело, «мускульный» панцирь назывался thorax. Сухое, мужественное лицо легата было озабоченно нахмурено, брови строго сдвинуты к переносице, и был он чем-то похож на хищную, сильную птицу, на орла. Фабий «Подай другую» вытянулся струной, завидев его, и выбросил вперед руку, отдавая честь. За легатом проскакали несколько его контуберналиев. Один из них, Гай Валент, мальчик лет семнадцати, кудрявый и хорошенький, как Купидон, узнав Квинта, кивнул ему на скаку и приветливо улыбнулся. Они познакомились как-то вечером, когда Квинт нес дежурство возле преторской площадки. Шел пир у наместника Квинтилия Вара, из его палатки доносились пьяные голоса, германские князья и римские военные трибуны то и дело выбегали наружу, чтоб облегчиться; один из них помочился чуть не на ноги Квинта, стоявшего в карауле. Увидев это, мальчик вынес солдатам сушеного винограда, сладких печений и немного вина. Они разговорились. Мальчику было скучно среди взрослых, загрубевших на военной службе людей, ему хотелось общения со сверстником или хотя бы с парнем немного старше его. На этой почве он сблизился с молодым солдатом. Они почти подружились – настолько, насколько возможна была дружба между рядовым легионером, сыном плотника из северной Италии, и богатым контуберналием, отпрыском знатного всаднического рода.
Внезапно в идущей колонне поднялся шум. Солдаты принялись громко переговариваться друг с другом, указывая куда-то в сторону. Центурион вышел из рядов и остановился, широко расставив кривые толстые ноги, приложив руку козырьком ко лбу, вглядываясь. Вдали, на склоне холма, на поляне между густо растущими дубами и буками, виднелись три германских всадника. Они были при полном боевом: в плащах, с круглыми, выкрашенными яркими красками щитами-клипеусами, с длинными копьями, которые назывались фрамеями, в руках. Один из них был даже в островерхом кельтском шлеме, что у германцев было редкостью. Всадники смотрели вниз, на воинскую колонну, и переговаривались между собой. Их фигуры казались как будто размытыми, скрытыми за пеленой дождя. Потом один из них, со звериной шкурой на плечах, помахал римлянам рукой и что-то крикнул. Германцы ударили пятками лошадей, поехали рысью и скрылись в лесу, под прикрытием деревьев.
- А ведь это разведчики, - сказал Марк задумчиво. – Похоже, и правда восстание… Неужели в самом деле драка будет? Клянусь Аполлоном: столько крови им пустили – и Марк Агриппа, и Друз Старший, и Тиберий, да и мы тоже. А они никак не успокоятся?
Что-то происходило впереди. Раздавался какой-то шум, непонятные крики. Прозвучала команда, солдаты снова медленно двинулись вперед. Теперь они шли уже не стройными рядами, как вначале, а сгрудившись, сбившись кучей. Центурионы и опционы орали на них, перебегая с места на место, замахивались палками, стараясь выровнять колонну. По обочине дороги снова промчалось несколько всадников, нумидийцев и галлов. Под одним из них споткнулась лошадь; галл, выругавшись по-своему, ударил ее древком галльского дротика-матараса. Потом пробежали несколько германцев-разведчиков. Это был свебы; Квинт узнал их по высоко завязанным пучком волосам на макушке и характерным татуировкам на обнаженных руках. Они трусцой бежали в своих плащах из звериных шкур, украшенных бахромой и медными бляшками, в широких кожаных штанах, держа копья наперевес, и имели встревоженный вид. Шел четвертый час дня. Уже больше трех часов минули с того момента, как легионы выступили из лагеря.
- Что-то случилось там, впереди, - сказал Марк.- Не к добру вся эта суета.
- Может быть, германцы напали?
- Все может статься.
Снова пошли и снова встали. Тревожное, неприятное чувство какой-то неразберихи стало распространяться между солдатами. Было ощущение, что происходит что-то непредвиденное и неприятное, но что именно – никто не знал. Так это продолжалось в течение довольно длительного времени – пойдут, встанут, снова пойдут. Дождь все усиливался; Квинт чувствовал, как холодные струйки просачиваются за ворот туники, и зябко поеживался, туже стягивая у шеи завязки капюшона. Намокшие, грязные полы плаща путались в ногах, затрудняя шаг. Монотонно шумел ветер, то затихая, то налетая порывами, принося с собой запах камышей, тины, мокрых листьев; тяжелая, темнобрюхая туча грузно ползла из-за вершины ближайшего холма, густо заросшего лесом. Птицы испуганно вились над его склоном, летели на луг. Стайка уток поднялась с недовольным кряканьем из густых зарослей камышей, ограждавших болото, медленно полетела в сторону. С большого, одиноко стоящего дерева слетел большой ястреб, стремительно нагнал крайнюю, тяжело махавшую крыльями утку, ударил ее и вместе с ней упал в камыши. Где-то вдали сверкнула молния, потом до ушей легионеров донесся отдаленный, тяжкий и глухой раскат грома. Внезапно прозвучала команда: «Доспехи надеть! Оружие к бою!» Все пятьсот человек в когорте засуетились разом, сбрасывая с плеч свой груз и распаковывая боевое снаряжение.
Квинт невольно побледнел. Он проворно раскрыл свой мешок и с помощью Марка надел на себя свой панцирь – лорику сегментата. Это был новый вид панциря, лишь недавно распространившийся в войсках. Его изготавливали в галльских мастерских, и он состоял из набора металлических пластин, пристегивавшихся между собой ремнями и закрывавших весь торс от шеи до бедер. Квинт долго возился с застежками; руки его невольно дрожали. Марк, как всякий поживший человек, не спешил доверять новому: он с помощью Секста напялил на себя длинную тяжелую кольчугу, весившую добрых тридцать фунтов. Такие кольчуги носили еще гастаты Сципиона Африканского. Головы солдаты прикрыли шлемами, пожитки сложили в повозки. Теперь они были expeditus – сложившие багаж, готовые к бою солдаты Цезаря. Когорта выровнялась и ощетинилась копьями. Вперед вышли балеарские пращники, вооруженные метательными палками – фустибулами, - и легковооруженные велиты с ручными манобаллистами; они рассыпались в цепь по неширокому, заросшему высокой травой лугу. Квинт стоял рядом со своим товарищем, каждую секунду ожидая нападения врагов. Но все пока что было спокойно. В лесу было тихо, противника не был видно. Мимо не спеша, вразвалку прошел центурион Фабий: на нем была украшенный резными серебряными фалерами и накладными львиными мордами панцирь из нашитых на холстину стальных пластинок, образующих сплошную блестящую чешую, так называемый lorica squamata; на голове – шлем с поперечным, покрытым серебром гребнем, украшенным алым султаном; в руке центурион держал обнаженный меч. Могучие плечи центуриона закрывали свисающие вниз широкие кожаные полосы-птериги; ноги, в отличие от обычных солдат, были защищены металлическими, покрытыми серебром поножами. Лицо у него было в точности такое же, как всегда: ни тени страха или волнения не было заметно – лишь глаза смотрели более недовольно и угрюмо, чем обычно.
- Вон они, - сказал Марк необычным каким-то голосом – словно у него мгновенно пересохло в горле. – Повылезали, волки! Туда смотри.
И он указал вдаль рукой.
Но Квинт уже и сам видел, как на опушке, вверх по склону горы, появилась большая группа всадников, вооруженных копьями и дротами. Это были германцы – в шкурах, с длинными, выкрашенными в рыжий цвет волосами, с большими, украшенными узорами, щитами на руке.
- Херуски, - сказал Марк. – Это херуски. О бессмертные боги! Неужели херуски восстали?
- Почему ты думаешь, что это они?
- Я по знакам на щитах вижу, и по одежде.

Троянский конь.
Такое название я выбрал не только связав факт расформирования гильдии Воин Трои с историческим падением Трои от хитроумного плана с конем. Здесь есть также аллегория того, как под красивой и полезной на первый взгляд обложкой скрывается разрушительная сила.
В этой статье я не буду оскорблять адмиистрацию и призывать кого-то к каким-то действиям. Если говорить по-совести, никаких оскорблений и не было в тех постах на форуме игры, за которые я и был забанен.
Сразу после бана все внутри кипело от ярости и несправедливости. Хотелось рвать и метать. Создать мультов, которых никогда у меня не было, и создавать кучу кричащих тем. Получать бан, но все равно писать и писать. Но прошло пару дней и я успокоился. Я никогда не смирюсь с несправедливость, но в той части моего сознания, которое занимали "Гладиаторы", осталаь пустота.
Как кто-то сказал на форуме, "Гладиаторы" для многих стали не просто игрой - а частью их досуга, частью их жизни. Сам я, сидя на работе, порой думал о войне, которую ведет гильдия, как не сделать там минус, кого выставлять, какие заявки подавать. А какие эмоции порой вызывали победы в войне! Не буду далеко ходить - последняя наша война с "Pax Romana". Предпоследний день войны, счет практически равный, от главы получаем приказ не воевать на 10 левеле, только 15 и 20. За неповиновение - перевод в рекрут. И вот в туре я вижу противника. В гильд чате меня поддерживают. "Он вышел со второго места в 1/8" - пишет мне соклан,- "Занимай первое место и ты выходишь на него". Есть - три победы в группе и я лицом к лицу с врагом. "Давай брат, вся Троя смотрит на тебя" - снова вижу в чате. "Вперед брат", "Удачи!" "Мы верим в тебя". Пульс стучит в висках. От волнения к горлу подкатывает ком... Спустя пять минут всеобщее ликование. Две победы! +2 в войну! Куча *DRINK* и прочих подобных смайлов в чате. Эх... И уже не важен тур, в 1/4 беславно проиграл, даже не выставившись вроде.
Сейчас турниров стало столько, что от них пестрит в глазах. Возможно это хорошо, но мне больше нравится позиция одного героя из монолога Аркадия Райкина, который говорит, что пусть все будет, но также будет и маленький дифицит. Все приедаться, и даже ваше любимое блюдо, которое вы будете есть ежедневно и по нескольку раз в итоге начнет вызывать отвращение.

28.05.2009

В Калькризе, Детмольде и Хальтерне до 25 октября проходят археологические выставки под общим названием "Империя. Конфликт. Миф", приуроченные к 2000-летию битвы в Тевтобургском лесу. Тогда германские племена под предводительством Арминия разгромили римлян, остановив колонизацию Римской империей территорий, заселенных различными германскими племенами. Большинство историков сегодня сходится на том, что судьбоносное сражение произошло в нынешнем Калькризе, на окраине небольшого городка Брамше.

В сегодняшней Германии Арминий, или Герман, как его предпочитали называть некоторые немецкие поэты, облюбовавшие историческую тематику, считается национальным героем. Однако прославившая его битва 2000-летней давности в Тевтобургском лесу в разное время по-разному истолковывалась различными общественными кругами. Достаточно сказать, что сам Арминий себя немцем не считал, ведь Германии в современном понимании в то время не было. Были территории, заселенные различными германскими племенами.

Арминий – Армин – Герман

Арминий, родившийся между 18 и 16 годами году до нашей эры, был сыном Сигимера, вождя племени херусков. Между прочим, его настоящее имя неизвестно. Арминием его называли римляне, которым он какое-то время служил и с которыми потом воевал. И имя это, скорее всего, было латинизированной формой германского имени "Армин", превратившегося затем, много веков спустя, в немецкой литературе в Германа.

В начале нашей эры римский император Тиберий активно завоевывал земли германцев. Вскоре и территория херусков, племени Арминия, была включена в состав Римской империи. Для удержания провинций в повиновении римляне имели обыкновение отправлять членов семей местных правителей в Рим в качестве заложников. Эта судьба постигла также Арминия и его младшего брата. Они были вывезены в столицу империи, где получили хорошее образование и овладели военным искусством.

Германский и римский воиныBildunterschrift: Großansicht des Bildes mit der Bildunterschrift: Германский и римский воиныВ 4 году нашей эры Арминий поступил на военную службу к римлянам. В римском войске он командовал германским отрядом и, как это ни парадоксально, успешно сражался на стороне римлян. Вскоре, став обладателем римского гражданства, Арминий получил сословные права всадника.

Наместник с голосом глашатая

В 7 году нашей эры Арминий вернулся домой, в свое племя. В это время римским наместником в Германии стал Публий Квинктилий Вар. Вот как его характеризует историк Веллей Патеркул, сам послуживший начальником римской конницы в Германии:

"Квинктилий Вар, происходивший из семьи скорее известной, чем знатной, был от природы человеком мягким, спокойного нрава, неповоротливым телом и духом, пригодным скорее к лагерному досугу, чем к военной деятельности. Что он не пренебрегал деньгами, доказала Сирия, во главе которой он прежде стоял: бедным он вступил в богатую страну, а вернулся богатым из бедной".

Флор, другой римский историк, указывает, что Вар "довольно неосторожно похвалялся тем, что он в состоянии укротить дикость варваров прутьями ликторов и голосом глашатая". Кроме того, как сообщает Веллей Патеркул, Вар попытался в Германии ввести римское судопроизводство, чуждое германцам из-за его крайне формального характера.

Заговорщик и его союзники

Вар доверял Арминию настолько, что даже перенес свою ставку в земли херусков, откуда, как он полагал, будет удобнее собирать налоги с германцев. В то время внешне германцы не проявляли никакой враждебности по отношению к римлянам, и Вар утратил бдительность.

Между тем Арминий подготавливал заговор против поработителей, пытаясь сколотить союз германских племен для борьбы с римлянами. Вот как характеризует Арминия Веллей Патеркул:

"...Арминий, сын вождя племени, Сигимера, юноша знатный, в бою отважный, с живым умом, с неварварскими способностями, с лицом и глазами, отражающими отблеск его души".

Неясно, что побудило Арминия к действиям, – то ли неприятие римской культуры, то ли тревога за дальнейшую судьбу собственного племени. В конечном итоге, он заручился поддержкой целого ряда племен, среди которых, как можно судить по косвенным данным, были бруктеры, марсы и хавки.

Правда, у Арминия был среди земляков и могущественный враг - его тесть, знатный херуск Сегест. Он ненавидел зятя за то, что тот, вернувшись в Германию и решив жениться, не долго раздумывая, похитил дочь Сегеста Туснельду. Сегест предупредил Вара о заговоре, но тот ему не поверил.Маска римского воина, найденная на месте битвы в Тевтобургском лесу Bildunterschrift: Großansicht des Bildes mit der Bildunterschrift: Маска римского воина, найденная на месте битвы в Тевтобургском лесу

Дождь оказался союзником

По замыслу Арминия, сначала вспыхнул мятеж среди отдаленных германских племен. Под предлогом борьбы с мятежниками он собрал собственное войско, чтобы сопровождать армию Вара, выступившую для подавления восстания. Есть, правда, и другая версия. Некоторые историки полагают, что Вар вовсе не собирался в поход на мятежников, а всего лишь хотел отвести римские войска на зимовку к Рейну. В пользу этой гипотезы говорит тот факт, что за армией тянулся огромный обоз с женщинами и детьми.

Впрочем, куда бы ни направлялась армия Вара, далеко ей уйти не удалось. Арминий очень скоро отстал от нее – якобы в ожидании подкрепления. Сначала он атаковал отдельные отряды римлян, затем начал атаку на основной контингент. Подробности продолжавшегося три дня сражения описывает Дион Кассий в своей "Истории".

Римляне хоронят своих солдатBildunterschrift: Großansicht des Bildes mit der Bildunterschrift: Римляне хоронят своих солдатСначала германцы обстреливали римлян из засады. В течение двух дней римлянам, пока они находились на открытой местности, удавалось держать сомкнутый боевой строй и как-то отбиваться от нападавших. На третий день римские войска вошли в лес. Погода благоприятствовала германцам: шел проливной дождь. Римлянам в их тяжелых доспехах трудно было передвигаться, в то время как легковооруженные германцы сохраняли маневренность.

Раненные Вар и его офицеры решили заколоться, чтобы избежать позорного плена. После этого сопротивление римлян было сломлено. Деморализованные солдаты гибли, практически уже не пытаясь обороняться.

Где разбили римлян?

На легендарном поле битвы ГерманаBildunterschrift: Großansicht des Bildes mit der Bildunterschrift: На легендарном поле битвы ГерманаИсторики полагают, что в этом сражении погибли от 18 до 27 тысяч римлян. Точное место сражения, как и его точная дата, неизвестны. Большинство историков полагают, что битва состоялась в сентябре. Место, где произошло сражение, называет только древнеримский историк Тацит, а именно: Тевтобургский лес, расположенный в верховьях рек Амизии и Лупии (нынешних рек Эмс и Липпе).

Сегодня большинство историков сходится на том, что судьбоносное сражение произошло в нынешнем Калькризе, на окраине небольшого городка Брамше. Такой вывод позволяют сделать археологические находки, в том числе римские монеты.

Но первоначально местом сражения считался Гротенбург неподалёку от Детмольда. Именно там в 1838 году началось строительство памятника Арминию, завершившееся лишь в 1875 году.Памятник АрминиюBildunterschrift: Großansicht des Bildes mit der Bildunterschrift: Памятник Арминию

Непобежденный освободитель

Успех военной кампании Арминия был недолгим, потому что ему постоянно приходилось преодолевать сопротивление собственной племенной знати. В 19 или 21 году нашей эры он был убит - кстати говоря, по всей видимости, ненавидевшим его тестем Сегестом.

Тем не менее, Арминию-Герману удалось остановить продвижение римлян вглубь германских территорий. Они окончательно оставили правобережье Рейна за германцами. Тацит так отозвался об Арминии:

"Это был, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа не в пору его младенчества, как другие цари и вожди, но в пору высшего расцвета его могущества, и хотя терпел иногда поражения, но не был побежден в войне. Тридцать семь лет он прожил, двенадцать держал в своих руках власть; у варварских племен его воспевают и посейчас".

Автор: Анатолий Иванов
Редактор: Ефим Шуман

ИСТОРИЯ ВОЕННОГО ИСКУССТВА
В РАМКАХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

ТОМ II

ГЕРМАНЦЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БОРЬБА РИМЛЯН С ГЕРМАНЦАМИ

К ОГЛАВЛЕНИЮ

СРАЖЕНИЕ В ТЕВТОБУРГСКОМ ЛЕСУ
МЕСТО ЛЕТНЕГО ЛАГЕРЯ
ДЭРСКОЕ УЩЕЛЬЕ
КЛОСТЕРМЕЙЕР И ВИТЕРСХЕЙМ
ДНИ ПЕРЕХОДОВ И СРАЖЕНИЙ
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ КАТАСТРОФА
ГИПОТЕЗЫ МОММЗЕНА И КНОКЕ
БУКВАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД СВИДЕТЕЛЬСТВ ИСТОЧНИКОВ
Дион Кассий
Веллей Патеркул
Флор
Тацит

ГЛАВА IV

СРАЖЕНИЕ В ТЕВТОБУРГСКОМ ЛЕСУ

[50] История военного искусства, как таковая, непосредственно не заинтересована в точном установлении места сражения в Тевтобургском лесу. Если мы и касаемся этого вопроса, который столь часто подвергался изучению, то все же центр тяжести нашего исследования лежит не в топографической проблеме, а, наоборот, в установлении общих стратегических условий римско-германской войны, которые в свою очередь должны послужить компасом при поисках этого места сражения.

Сперва мы должны установить местонахождение летнего лагеря Вара.

Мы уже установили, что базой римлян было с одной стороны море, а с другой – водный путь р. Липпы с укрепленным пунктом Ализо. По ту сторону Ализо они должны были пересечь горный кряж Оснинг, который отделяет бассейн Рейна от бассейна Везера.

Следующим ближайшим этапом был Везер, который находится в 50 км по прямой линии от Ализо. Совершенно не имело бы никакого смысла делать еще одну остановку в гористой местности, находящейся между Ализо и Везером. Но, разбив лагерь на берегу большой реки, можно было господствовать над областями, лежащими по верхнему и нижнему течениям этой реки, и в то же время получать по воде хотя бы часть столь необходимого здесь фуража, дров и дополнительного провианта, [51] доставлявшегося германцами (дичь, сыр, молоко, рыба). Таким образом, опорный пункт римлян должен был находиться на берегу Везера в таком месте, которое было бы возможно ближе к Падерборну (Ализо). Вполне естественно, что эти два пункта должны были быть расположены так, чтобы между ними можно было поддерживать постоянную связь.

Вследствие того, что Везер в своем среднем течении описывает как бы полукруг, все пункты между Беверунген и Реме находятся приблизительно на одинаковом расстоянии от долины Липпы. Таким образом, Липпа еще не дает нам возможности определить местоположение римской стоянки на Везере. Римлянам, находившимся на Везере, было так же важно поддерживать связь с Северным морем, как и с Липпой. Близ устья Везера, в области хавков, находился римский гарнизон, который продержался там даже после поражения Вара, вплоть до 14 г. Учитывая эту необходимость установления связи с Северным морем, мы обязательно должны прийти к тому выводу, что из всех пунктов на Везере, находящихся на одинаковом расстоянии от Ализо, лишь самый северный мог быть местом расположения лагеря, ибо лишь он давал возможность установить самую быструю связь как с Ализо, так и с устьем Везера.

Этим пунктом являются Вестфальские ворота (Porta Westfalica), у южной части которых лежит деревня Реме, а близ северной находится город Минден. Расстояние от Ализо до Реме равняется по прямой линии приблизительно 7 милям (около 50 км); дорога проходит через горную [52] цепь Оснинга по глубокой, издалека видной долине, получившей название Дэре (Тюре), или Дэрского ущелья. Именно по этому ущелью с древнейших времен проходила дорога. Направление этого пути показывают многочисленные курганы, которые отчасти сохранились до нашего времени, а несколько десятков лет тому назад были еще в гораздо большем количестве. Они тянутся от долины Верры через Дэрское ущелье вплоть до Ализо, обходя вдоль по горам глубоко лежащие долины родниковых ручьев Сенны. Обычай воздвигать курганы вдоль военного пути восходит к глубокой древности. Римляне могли воспользоваться лишь этой дорогой, чтобы проникнуть из долины Липпы в северогерманскую низменность.

У Вестфальских ворот скрещиваются два стратегических направления, открывавших римлянам доступ во внутреннюю Германию. Здесь находилось самое удобное место для лагерной стоянки, опираясь на которую можно было господствовать над областью Везера. Здесь можно было поддерживать двойную надежную связь с основной базой, причем римляне находились в центре тех народов, которых они должны были держать в повиновении. Отсюда они могли оперировать вверх и вниз по Везеру, пользоваться рекой для наиболее легкой доставки продовольственного снабжения и, построив крепкий мост через реку, по мере необходимости продвигаться по правому или левому берегу. Уже давно было высказано предположение, что лагерь Вара находился в этом месте, и, конечно, нет никаких сомнений в том, что он именно здесь и находился. Но точное место его, несмотря на неоднократные обследования, до сих пор не найдено. Лагерь мог лежать и выше и ниже Вестфальских ворот, на правом или на левом берегу реки. Но в те времена на правом берегу реки не было дороги: здесь скалы вплотную подходили к воде, и только в XVII и в XVIII вв. пробили дорогу, взорвав эти скалы. Но на левом берегу выше ворот, близ Реме, находится такое место, которое кажется специально созданным для того, чтобы быть местом римского лагеря.

Сама Реме лежит в ложбине и поэтому не представляет никаких выгод для устройства здесь укрепленного пункта. Но на противоположном северном берегу Верры, в том углу, который она образует с Везером, впадая в него, возвышается широкий холм, – небольшое плато, получившее название "Ханенкамп" ("Петушиный питомник"), соединяющее в себе все необходимые условия для разбивки здесь большого лагеря римских легионов. Две стороны – южная и восточная – защищены этими двумя реками; к северу, по направлению к Воротам, этот холм понижается, и лишь с западной стороны его соединяет с остальной местностью седловина. Собственно говоря, лишь эта сторона открыта для нападения. Холм находится на таком близком расстоянии от берегов обеих рек, что является по отношению к ним командующей высотой и в то же время оставляет достаточно места кораблям для того, чтобы приставать к берегу, и даже дает возможность устроить здесь пристань. Однако, раскопки, произведенные на Ханенкампе, показали, что здесь, – если не произошло крупных перемен в конфигурации местности, – не могло быть римского лагеря. Здесь не только не было найдено никаких прямых следов, вроде глиняных черепков или тому подобного, но в исследование поперечных рвов, которые так проходят, что они непременно должны были пересечь римские лагерные рвы, показало, что земля здесь никогда глубоко не разрывалась. Впрочем вместо этого раскопки обнаружили здесь также нечто интересное: первую древнегерманскую деревню, маленькие отдельно расположенные землянки, как их описывает Тацит, в которых еще сохранились остатки обуглившихся угловых бревен, торчащих в отверстиях косяка.

[53] Если лагерь Вара не находился на Ханенкампе, то его следует искать лишь ниже Ворот. Конечно, это место, имея позади себя дефиле Ворот, было менее защищено, но зато более удобно и более внушительно с точки зрения быстрой обороны, а дефиле можно было защитить фортом, расположенным на горе Виттекинд, – там, где теперь стоит памятник. Но и здесь не удалось обнаружить какой-либо след, а потому вполне вероятно и, пожалуй, даже несомненно, что эти следы навеки стерты; очевидно, на месте древнего лагеря теперь находится город Минден, так же как и на месте Ализо – современный город Падерборн. Ведь вполне естественно, что те места, которые казались римлянам удобными для поселения, были использованы для этой же цели и в позднейшие времена и что над римскими поселками здесь были построены деревни или города. Поэтому так трудно обнаружить теперь древние поселения. Римляне построили в Германии по крайней мере полсотни крепостей и лагерей, но очень немногие были теперь найдены.

Несмотря на то, что римлянам удалось установить твердую двойную связь со своим лагерем у Ворот, они все же не решались оставаться здесь, на Везере, на зиму и поэтому либо возвращались к Рейну, либо к Хальтерну на Липпе, где были обнаружены остатки большого лагеря. Таким образом, лагерь Вара был лишь летним лагерем. Даже если предположить, что римляне тотчас же принялись за улучшение дороги, то все же эта дорога проходила через девственный лес, горы и ущелья. Большое же войско, нуждавшееся в постоянном подвозе, безусловно должно было зимой иметь надежную связь со своей основной базой.

Вар находился в своем летнем лагере, когда ему сообщили, что восстали племена, жившие на довольно далеком расстоянии. Для того чтобы их усмирить, он двинулся со всем своим войском, за которым следовал большой обоз, состоявший из женщин, детей, рабов и вьючного скота. Этот обоз, сопутствовавший войску, совершенно определенно указывает нам тот путь, по которому шло войско. Совершенно невероятно, чтобы Вар, хотя он и был посредственным полководцем, мог вести за собой такой обоз, углубляясь на далекое расстояние в германские леса. Было довольно трудно передвигать и снабжать войска во внутренних областях Германии. Поэтому необходимо признать, что всякий римский полководец должен был ограничить свой обоз лишь самым необходимым. Можно себя, пожалуй, спросить, не впадает ли в риторику или в преувеличение наш источник, описывающий те трудности, которые испытывало во время этого похода войско, обремененное громоздким обозом. Но вся цепь фактов с несомненностью подтверждает реальность этого похода. Твердо установлено, что сражение произошло осенью. Вар, без сомнения, не предполагал возвратиться на зиму к лагерю близ Ворот. Поэтому он был принужден покинуть лагерь, забрать с собой весь обоз, и этот обоз занимает такое крупное место в описании сражения, что здесь исключена возможность какой-либо фикции. То же обстоятельство указывает, что Вар должен был пойти именно по большой дороге, ведущей к Липпе, к Ализо. Весьма возможно, что то племя, против которого была предпринята эта карательная экспедиция, жило как раз в этом направлении, к югу или к западу от Ализо. В противном случае, – полагая, что он находится в дружеской стране, – он, конечно, отправил бы обоз с небольшим прикрытием в Ализо, а сам со своими легионами тотчас же выступил бы в поход, ибо для небольшой экспедиции его войско было достаточно снабжено продовольственными и боевыми припасами. Совершенно безразлично, против кого выступило войско – против бруктеров, марсов, хаттов или какого-нибудь иного племени. Тот путь, по которому войско шло со своим [54] обозом, для нас совершенно ясен. Но именно этот путь ускользнул от внимания многих исследователей, так как Дион пишет, что римляне должны были пройти через горы, покрытие лесами, через ущелья и по неровной пересеченной местности, где они еще до неприятельского нападения принуждены были тратить много времени на прокладку пути, рубку леса и постройку мостов. Но было бы неправильно из этого описания сделать тот вывод, что этот путь лежал через абсолютно дикую местность. Нельзя одновременно прокладывать дорогу и сейчас же вести по ней войско. Нужны часы для того, чтобы срубить большое дерево и построить мост. Если необходимо отправить войско через девственный лес, то следует выслать вперед отряд, чтобы освободить или построить дорогу, в то время как все остальное войско принуждено расположится на отдых или на стоянку. В зависимости от того, как продвигается работа по постройке дороги, войско может передвигаться небольшими переходами, по нескольку километров. Поэтому описание Диона во всяком случае является сильным преувеличением, и из него совершенно неправильно делали тот вывод, что римское войско шло без дорог, тем более что войско – это необходимо помнить – сопровождалось необычайно крупным обозом.

Но если мы, учитывая в этом описании элемент риторического преувеличения, будем стараться не развивать его дальше, а, наоборот, сократить его в нашем рассказе до минимума, то мы скоро убедимся, что здесь описан именно путь на Ализо. Местность к югу от Реме – Липпская страна, "Глиняный округ" ("Lehmgau", Lemgo) – со своей тяжелой глиняной почвой была в то время, без сомнения, покрыта первобытным лесом, и даже теперь еще здесь отчасти сохранились дремучие леса. Дорога шла не по долине Верры, в которой слишком много болот, но прямо на юг через холмистую местность, пересеченную ущельями. Сильная непогода, дождь и ураган настигли войско в пути, размягчили почву и сделали ее топкой. Не следует думать, что это была хорошая, содержавшаяся в порядке римская военная дорога; это была простая лесная дорога, которую римляне слегка подправили, построив кое-где мосты, укрепив ее насыпями и местами отведя воду. Прочной постоянной дороги за время своего краткого господства им не удалось провести даже в долине Липпы, а здесь тем более1. Дожди сделали в некоторых местах дорогу трудно проходимой, так что приходилось ее то здесь, то там огибать и для этой цели местами срубать деревья. Буря разламывала мосты, сбрасывала на проходившее войско обломанные ветки и даже обрушивала на них целые деревья. Кроме того и германцы поломали много мостов, стремясь по возможности задержать войско.

Хотя Вар и был предупрежден Сегестом, однако, особенных мер предосторожности он не принял: солдаты не были готовы к бою, обоз же был довольно беспорядочно разбросан между отдельными войсковыми частями. Германцы внезапно выступили из леса и всей своей массой обрушились на длинную колонну римских войск.

Судя по римскому рассказу, восстание, которое должен был усмирить Вар, было планомерно организовано германскими заговорщиками. План будто бы состоял в том, чтобы отвлечь Вара в сторону от хорошей военной дороги и заманить его в местность, особенно удобную для внезапного нападения.

[55] Но это похоже на страничку из романа. В Германии всюду были местности, удобные для нападения, и, конечно, совершенно невыполнимой стратагемой было бы завлечь неприятельское войско в определенное отдаленное место и к моменту прохождения этим войском данного места сосредоточить там тайно свои силы. Помимо всего этого не могло быть лучшего места для проведения в жизнь плана Арминия, чем обычная дорога, ведшая от Вестфальских ворот к Ализо.

Если заговорщики действительно имели какое-либо отношение к данному восстанию и действовали согласованно с восставшими, то, конечно, для наилучшего достижения своей цели они должны были бы не заманивать римлян в определенную местность, а скорее пытаться открыто собрать и привести к римлянам свои войска под тем видом, что они собираются сопутствовать римлянам, чтобы оказать им помощь.

Римское войско состояло из трех легионов, шести когорт вспомогательных войск и трех эскадронов (Alen) конницы. При этом источники определенно указывают, что войско было значительно ослаблено выделением из него частей для занятия отдельных фортов, прикрытия транспортов, карательных экспедиций и экзекуций и преследования разбойников. Однако, не совсем ясно, было ли произведено это ослабление за счет легионов или же им следует объяснять незначительное количество оставшихся при войске вспомогательных войск. Поэтому единственное, что мы можем сказать, это то, что войско насчитывало во время сражения от 12.000 до 18.000 бойцов и что Вар пытался его усилить, произведя набор вспомогательных германских войск в соседних областях специально для предстоявшего похода. Именно эти мнимые союзники и обратили внезапно свое оружие против своих господ, напав на римское войско, бывшее в пути и шедшее в большом беспорядке.

Войско насчитывало со всем своим обозом от 18.000 до 30.000 человек. Учитывая ту низкую дисциплину, которая в нем царила во время похода, мы считаем, что оно должно было растянуться приблизительно на две мили. Римляне подверглись нападению, когда голова колонны после перехода в 2–21/2 мили находилась у "черной топи" близ Херфорда, в районе Зальцуфельн-Шеттмар.

Лишь только раздался крик, возвещавший нападение германцев, голова колонны, вполне естественно, тотчас же остановилась. Римляне выбрали подходящее открытое место и разбили здесь окруженный рвом и валом лагерь, в который постепенно собрались подходившие части и колонны. Весьма возможно, что создавшееся положение должно было заставить Вара обсудить план возвращения в покинутый летний лагерь, который, понятно, давал возможность лучше организовать оборону. Может быть, в этом лагере был даже построен род крепости и в ней оставлен на зиму гарнизон. Но так как не было возможности снабдить этот гарнизон достаточным продовольствием для долгой осады, то германцы могли завладеть летним лагерем, а обратный путь был не менее опасен, чем путь вперед. Поэтому Вар приказал сжечь весь лишний обоз и, приведя свое войско в порядок, двинулся вперед к своей цели – к Ализо – более дисциплинированным маршем, чем в первый день. Приведение войска в надлежащий порядок, отбор и уничтожение лишнего обоза должны были потребовать некоторого времени, так что войску удалось выступить лишь довольно поздно. Теперь пришлось идти по открытому полю, но все же не обошлось без некоторых потерь. Однако, из факта, что римляне вообще могли еще продвигаться вперед, мы можем сделать тот вывод, что натиск германцев был еще довольно слаб и что они располагали незначительной конницей. Источники [56] вообще ничего не говорят о всадниках, тем не менее всадники должны были здесь быть. Ведь германцы были как раз сильны своей конницей, а римляне, со своей стороны, располагали тремя эскадронами кавалерии. Если бы среди германцев не было всадников, то они не могли бы подойти к римскому войску, так как римские всадники могли бы их всегда отогнать. Если же, с другой стороны, германцы обладали бы значительной конницей, то римляне не смогли бы продвигаться вперед, так как войско не может одновременно идти вперед и сражаться. Это нам ясно показало сражение при Каррах (т. I, ч. VI, гл. V) и сражение при Руспине (т. I, ч. VII, гл. X). По этой же причине атака германцев в первый день была еще очень слабой; германцы лишь нащупывали своего противника, в противном случае длинная и беспорядочная колонна не смогла бы выйти из леса.

Двигаясь на второй день очень осторожно, тесно сомкнутыми рядами, римляне могли лишь медленно продвигаться вперед, а напоследок они снова вошли в лес, где войска были затруднены в своем свободном движении.

Даже теперь в этой местности часто перемежаются леса и открытые места. У Зальцуфельна кончается глина и начинаются пески и болота, на которых уже не может расти преобладающий в этих местностях буковый лес. Лишь кое-где на этой почве держатся дубы. Сосновые леса, растущие теперь здесь на большом протяжении на песчаной почве, все позднейшего происхождения. Таким образом, у Зальцуфельна начиналось открытое поле, через которое должны были пройти римляне. Перед самым Оснингом возвышаются небольшие холмы из раковинного известняка, окруженные песками и идущие параллельно горной цепи. Нет никакого сомнения в том, что в те времена они были, так же как и вершины гор, покрыты лесом. Мы вполне можем предположить, что римская армия после хорошего двухмильного перехода приблизительно к вечеру подошла к этому лесу и к Дэрскому ущелью и здесь узнала, что проход закрыт германцами и ими занят. Римляне должны были бы бросить все свои силы на штурм ущелья, чтобы пробить заставу, так как число германцев непрерывно возрастало, а ночь дала бы им возможность соорудить искусственные преграды на пути римлян. Но для того, чтобы штурмовать ущелье, необходимо было произвести обход с фланга, который требовал некоторой затраты времени. Помимо того, нельзя было начать сражение, не обезопасив вооруженную часть войска каким-либо укреплением.

Нельзя себе представить, чтобы можно было тесно сомкнутыми рядами, защищаясь, насколько это было возможно, и не обращая внимания на потери, взять штурмом горное ущелье. Если римляне уже понесли большие потери в течение этого дня во время своего перехода через открытое поле, то нельзя было даже думать пройти через горный проход, так как холмы с обеих сторон были заняты германцами. Пройти можно было, лишь начав правильное сражение, которому не мешали бы невооруженные спутники войска. Ведь нужно было выбить врага из прохода, чтобы тотчас же быстро через него пройти, раньше чем противник успеет зайти в тыл. Поэтому Вар решил снова разбить лагерь, чтобы на следующий день пробить себе путь через ущелье.

Лишь очень краткий рассказ сохранился о том сражении, которое здесь разыгралось на третий день. Но уже по опыту изучения Марафонского сражения мы знаем, что если известно, как были вооружены и как сражались войска, то местность является настолько важным и красноречивым свидетельством, характеризующим сражение, что можно сделать попытку восстановить общий ход сражения, хотя результат его нам известен и не подлежит никакому сомнению.

[57] Дэрское ущелье в своем самом узком месте образует узкий глубокий проход в горах Оснинга шириной около 300 шагов. Горы состоят из кремнистого известняка, окаймленного с двух сторон песчаными дюнами. Само Дэрское ущелье внизу покрыто глубоким слоем песка, на котором в то время не было деревьев. Дорога проходила не по середине ущелья, не по этому песчаному грунту, а по двум сторонам, по склонам гор. Дюнные холмы перед ущельем и внутри него по большей части покрыты вереском; кое-где встречается глина. В ущелье, которое образует водораздел, течет в северном направлении маленький ручей. Здесь также попадаются болота и топи.

Как ни широко ущелье, но вследствие такого строения почвы в него все же довольно трудно проникнуть. Приходится идти либо по глубокому песку, либо по грудам его. Весьма возможно, что уже в первый день Арминий поставил людей на работу, заставив их рубить деревья и в узких местах ставить засеки.

Мы можем поверить римлянам в том, что они направили свой удар на ущелье не только с фронта, но пытаясь также пройти через горы и обойти ущелье, что вполне возможно, так как горы повсюду открыты доступу. Им удалось, как то повествует сохранившийся рассказ, взять штурмом первые дюнные холмы у входа в ущелье и сбросить вниз германцев. Но за этими холмами возвышались все новые и новые холмы. От края холмов до узкого места ущелья приблизительно 11/2 км. И чем больше продвигались вперед римляне, тем больше они открывали свои фланги атакам германцев, спускавшихся с высокого гребня гор. В том-то и заключалась военная мощь германцев, что они могли вступать в бой с тяжеловооруженными римскими гоплитами то сомкнутым отрядом, несмотря на свое незначительное предохранительное вооружение, то по отражении их могли рассыпаться, не только не впадая в панику, а наоборот, учитывая преимущество более легкого вооружения, быстро переходить с одной хорошей позиции на другую, не менее для них удобную.

Но тем временем погода снова испортилась; пошел дождь, который затруднил римлянам штурм гладкого холма и движение по мокрой почве в лесу. Арминий с самого начала приказал коннице, которую нельзя было использовать внутри ущелья, теснить противника с тыла и задерживать обходные колонны. Вместо того чтобы пробить себе дорогу через ущелье, римляне, продвигаясь вперед, стали все больше и больше чувствовать, что они в нем заперты.

Так, наконец, ослабела сила их натиска. Проливной дождь не только затруднял их движение, но и угнетающе действовал на их настроение, на их психику. И лишь только когорты отступили на один шаг, как тотчас же германские сотни ринулись вниз отовсюду, со всех высот, и окончательно отогнали римское войско к его лагерю. Всякая надежда на спасение была потеряна. Конница ускакала, надеясь в каком-либо ином месте пересечь горы. Вар и некоторые из старших командиров покончили самоубийством. Знаменосец бросился вместе со своим орлом в болото, чтобы не дать врагам захватить в свои руки святыню легиона, если уже не было возможности ее спасти.

Наконец, остальная часть войска, во главе с лагерным префектом Цейонием, сдалась на милость победителя. В то время как велись переговоры относительно капитуляции, верные слуги Вара сделали попытку сжечь его тело, чтобы этим оберечь его от поругания, и все-таки успели его полусожженное тело предать погребению. Но Арминий приказал вырыть тело Вара и, отрубив его голову, послал ее Марбоду, королю маркоманов.

[58] Однажды Арминий, – как рассказывает один более поздний писатель2, – для того чтобы устрашить гарнизон одной осажденной римской крепости, велел насадить головы убитых врагов на копья и обнести их вокруг рва. Конечно, этот рассказ не может относиться к лагерю близ Дэрского ущелья, так как осажденные там были прекрасно осведомлены относительно случившегося, но весьма возможно, что этот рассказ все же относится как раз к этому походу, а именно – к гарнизону, оставленному в лагере близ Вестфальских ворот, или, может быть, к Ализо.

Это вполне вероятно, так как те римляне, которые прорвали кольцо германцев и спаслись через Дэрское ущелье или через горы, укрылись в Ализо и подверглись здесь длительной осаде. Когда же у них кончились все съестные припасы, то они, под предводительством отважного старого солдата, лагерного префекта и командира первой роты Цедиция, сделали попытку в бурную темную ночь обмануть бдительность германцев. Они вышли из лагеря, и им, действительно, удалось спастись при помощи военной хитрости: они приказали горнистам трубить, чем вызвали тревогу среди германцев, решивших, что к римлянам спешат на помощь войска с целью снять осаду с крепости. Благодаря этому римлянам удалось спастись от преследования3. Совершенно таким же образом спаслись больше чем тысяча лет спустя гарнизоны рыцарских замков, осажденных пруссами. Гарнизону Бартенштейна удалось пройти 15 миль по неприятельской территории и, наконец, благополучно достичь Кенигсберга (см. т. III, ч. 3, гл. 7). Все же остальные римские гарнизоны и войсковые части, рассеянные по внутренней Германии, попали в руки повстанцев, так что почти все три легиона Вара были целиком уничтожены.

Мы знаем о сражении в Тевтобургском лесу лишь по описаниям побежденной стороны, и даже само название поля сражения, хотя оно и находится в средней части Германии, по всей вероятности, не немецкого, а римского происхождения. Ни в одной хронике, ни в одном источнике средних веков не сохранилось названия Тевтобургского леса. Это название засвидетельствовано лишь одним местом у Тацита ("saltus Teutoburgiensis" – "Анналы", I, 60). Отсюда оно проникло в географию благодаря ученым исследованиям XVII в. Но уже в настоящее время мы в состоянии понять это название и объяснить его происхождение.

На расстоянии неполной мили от Дэрского ущелья находятся два кольцевых вала: один – очень большой – наверху на горе, а другой – небольшой – в нескольких стах шагах ниже; эти валы производят впечатление поселков древнегерманской эпохи4. Малый круг мог служить местопребыванием князя, а большой – местом убежища для народа – крепостью, где он оборонялся во время войны. Такие оборонительные крепости, которые обычно были необитаемы, но где в случае нужды могло укрыться население округи, сохранились во многих местах. Самой большой из них является крепость на Одилиенберге в Вогезах.

"Тевтобург", по всей вероятности, означает "народная крепость". Корень первой части этого слова тождественен с первым слогом названия [59] находившегося поблизости города Детмольд (Тиетмаллус). Очень часто из таких нарицательных имен постепенно появлялись собственные имена. В таком случае это название, очевидно, появилось не у германцев, а у римлян, которые от местных жителей слышали название "тевтобург" в ответ на вопрос о том, что это за большой каменный вал находится на горе, по ту сторону княжеской крепости. Этим названием они поэтому и назвали покрытые лесом горы, через которые проходила их военная дорога.

Теперь "Тевтобургом" называется Гротенбург. Посреди большого кольцевого вала стоит памятник Германна.

Он стоит на правильном месте; и это тем более представится правильным, если принять, что это была крепость Сегеста, из которой он бежал к римлянам, захватив с собой Туснельду.

Еще два других воспоминания об этом сражении сохранились до наших дней. В 1868 г. близ Гильдесгейма, на глубине 9 футов под землей, был найден тот изумительно прекрасный серебряный клад, о котором мы почти без сомнения можем сказать, что он принадлежал к столовой утвари Вара и стал добычей одного из князей херусков. А музей в Бонне хранит могильный памятник, который был поставлен центуриону 18-го легиона М. Целию, погибшему в "Варовой войне", его благочестивым братом. Этот памятник украшен изображением покойного и его двух верных слуг и снабжен надписью, в которой говорится, что тело покойного похоронить не удалось.

МЕСТО ЛЕТНЕГО ЛАГЕРЯ

Мы твердо установили при помощи чисто объективных доказательств, что лагерь Вара находился на Везере. Это также дважды засвидетельствовано в источниках, однако, не так определенно, чтобы здесь исключалась всякая возможность какого-либо иного истолкования. Дион говорит, что германцы "заманили его от Рейна в страну херусков к Везеру", но это может быть истолковано "по направлению к Везеру", а не "к Везеру". А у Веллея (II, 105) мы читаем: "Тотчас же вступили в Германию, покорили канинифатов, аттуариев, бруктеров, снова завоевали область родов херусков и вскоре, к нашему несчастью, перешли известную реку Везер. Однако, это чтение основывается лишь на конъектуре5. Первое издание и Амербах ставят вместо слова "amnis" (река) слово "inamninus". Кол. Бурера ставит слово "inamminus"; поэтому недавно вместо слов "роды и река" (gentes et amnis) пытались читать: "рода его Арминий" (genus ejus Anninius).

Раньше предполагали, что Детмольд был местом расположения лагеря, так как здесь, судя по названию ("tietmallus" – титмаллус), находилась судебная палата. Но мне кажется, что это обстоятельство не могло быть причиной того, что римляне именно здесь должны были разбить свой постоянный лагерь. Римское владычество не могло ставить большие, вооруженные германские народные собрания под наблюдение, так сказать, под контроль полиции. Надо было либо запретить эти собрания, либо, – если римляне этого не хотели или не могли сделать, – надо было вступить с германцами в такие политические отношения, которые давали бы возможность допускать такие собрания. Но в таком случае надо было удерживать всех римлян на некотором расстоянии от этих страстных и легко возбудимых толп. Было бы чрезвычайно абсурдно и даже опасно устраивать такие собрания в непосредственной близости от римского лагеря. И в то же время со стороны римлян было бы излишней провокацией [60] разбивать свой на лагерь на священном судейском месте германцев или близ него, что мешало бы германцам собираться там по обычаю своих предков.

Но все эти соображения вообще никчемны, так как единственным мотивом, который был должен и мог обусловить выбор места для лагеря, был стратегический мотив, а он требовал наличия реки.

30 марта 1901 г. я совместно с директором музея г. Шуххардтом обследовал район Реме и установил, что в этом районе подходящим местом для римского лагеря был Ханенкамп. Санитарный советник д-р Хухцермайер из Ойенхаузена рассказал нам, что 15 лет тому назад там была найдена римская золотая монета с изображением императора, причем нашедший эту монету продал ее какому-то нумизмату. Других подробностей г. Хухцермайер, к сожалению, не смог вспомнить, но он обещал нам сообщить дополнительные сведения. О каких-либо иных находках на этом месте не имеется никаких сведений.

Все колодцы, находящиеся на этом холме, содержат воду на незначительной глубине.

Г. Шуххардт в особенности подчеркнул, что если бы на этом месте действительно находился лагерь, то он не только по своей величине, но и по внутренним условиям соответствовал бы обычаям римлян, а именно – он должен был бы лежать на той стороне холма, которая обращена к югу, т.е. к солнцу.

Далее он указал на одно очень важное соображение в пользу того, что римский лагерь не мог находиться выше по течению Везера. Дело в том, что выше Реме река отличается очень быстрым, почти бурным течением и что эти стремнины должны были бы затруднять сообщение римлян с Северным морем.

Однако, мое предположение, что постоянный лагерь Вара находился на Ханенкампе, не подтвердилось теми раскопками, которые я там произвел той же осенью совместно с д-ром Шуххардтом. На этой возвышенности не только не было найдено ни малейших следов древних погребений, но можно сказать как раз наоборот: раскопки ясно показали, что на этом месте не было римского лагеря. Так как, судя по рельефу местности, можно было довольно точно сказать, где должны были находиться римские могилы, и так как поперечные траншеи ясно показали, что почва на этом месте никогда глубоко не разрывалась, то следует признать, что здесь не могло быть никакого лагеря6.

Но вместо этого мы нашли нечто другое и, может быть, не менее ценное, а именно – остатки германских жилищ, разбросанные по всей возвышенности. Эта первая раскопанная древнегерманская деревня подтверждает описание Тацита: "Они строятся поодаль друг от друга, поодиночке, – там, где им приглянулся источник, поле или роща. Деревни располагаются не по нашему обычаю, – так, чтобы дома соединялись и соприкасались между собой, либо стремясь этим обезопасить себя от пожара, либо потому, что они не умеют иначе строить". Наше открытие подтвердило существовавшее мнение, что в этом описании имелись в виду "не вестфальские хутора, но обширные деревни с широко разбросанными постройками".

Такие же остатки жилищ были обнаружены на другой возвышенности, лежащей немного выше по течению Везера, на Мооскампе близ Бабенхаузена.

Если, таким образом, на этих двух местах, удобных для расположения римского лагеря в непосредственной близости от Вестфальских ворот, находились германские деревни, то, может быть, это и было причиной того, почему римляне именно здесь не разбили своего лагеря.

Я сперва производил поиски также и на противоположном, т.е. на правом берегу Везера, но и здесь до сих пор не было найдено никаких следов.

Теперь уже задачей местного краеведения является продолжить эти исследования и обратить внимание также на местность, лежащую ниже Вестфальских ворот. Как раз против этого я раньше резко возражал, так как мне казалось невероятным, чтобы римляне устроили свой лагерь перед дефиле, вместо того .чтобы разбить его позади него. Но все же можно [61] привести некоторые аргументы в пользу такого предположения, тем более, что выше по течению подходящие места были уже раньше заняты германскими деревнями. Если бы римляне расположили свой лагерь ниже Ворот, то они могли бы там устроить хорошую переправу через Везер и держать ее в своих руках, что давало им возможность властвовать над всей прилегающей низменностью, в то время как. мост близ Реме открывал бы путь в котловину (что, впрочем, опять-таки связано с вопросом о том, насколько пригодна была дорога по правому берегу Везера). Стратегически наиболее целесообразно было бы расположить лагерь на правом берегу. Мост, весьма возможно, был защищен предмостным укреплением, а опасность от дефиле близ Ворот была ослаблена наличием крепости на Виттекиндсберге (горе Виттекинда). Однако, как я мог лично убедиться благодаря собственному обследованию местности, первое легкое возвышение почвы на правом берегу около деревни Неезен, лежащее под Якобсбергом (горой Якова), настолько незначительно, что с ним почти не приходится считаться при поисках места римского лагеря. На левом берегу следует сперва обратить внимание на Белхорст и Минден. Но здесь все следы лагеря навеки исчезли: в первом случае благодаря Белхорстскому руднику и кирпичному заводу, а во втором – благодаря самому городу Миндену. Со строго стратегической точки зрения, конечно, было ошибкой расположить лагерь перед дефиле, но римляне, очевидно, считали свою власть настолько прочной, что пожертвовали этим моментом ради других выгод.

Более подробное сообщение о раскопках на Ханенкампе помещено мною в "Прусском ежегоднике" ("Preussische Jahrbuecher"), в сентябрьском выпуске за 1901 г. (т. 105, стр. 555), а г. Шуххардтом во "Временнике отечественной истории и древностей Вестфалии", в т. 61, стр. 163 ("Zeitschrift fuer vaterlaendische Geschichte und Altertumskunde Westphalens", Bd. 61, S. 163). Все находки переданы в Ректорскую школу в Ойенхаузен.

Позднее я произвел пробные раскопки у выхода из Дэрского ущелья близ Пивитсхейде, но и здесь также до сих пор раскопки не

Дам вполне прав постольку, поскольку теперяшняя шоссированная дорога, проходящая по восточному склону ущелья, имеет лишь весьма незначительный подъем; даже глубокие песчаные места немногим выше, чем равнины к югу и к северу от горной цепи. Однако, лишь описание Стамфорда рисует правильную картину, так как сравнительная ровность этой дороги при незначительных подъемах отчасти была достигнута искусственным путем, в то время как середина ущелья, вследствие песчаных холмов и рытвин, весьма неровна и к тому же обильно покрыта песком, что ее делает трудно проходимой.

Кноке (стр. 96) пишет: "О болотах как внутри Липпского леса, так и к северу от него не может быть и речи". И Дам говорит приблизительно то же самое, хотя осторожно добавляет: "Болота, которые могли бы оказаться губительными для армии..." Источники нам ничего не говорят о том, что болота оказали непосредственно губительное влияние на армию (ср. Эдм. Мейер, "Исследования к вопросу о сражении в Тевтобургском лесу" – Edm. Meyer, "Untersuchungen zur Schlacht im Teutoburger Walde", S. 216). Однако Стамфорд твердо устанавливает – и, действительно, не может быть никакого сомнения в том, что во всем Тевтобургском (Липпском) лесу встречаются болотистые леса. Как раз перед Дэрским ущельем, к северу от него, находится Херстское болото с глубокими топями; также и в Дэрском ущелье имеются болотистые места (Стамфорд, стр. 85 и 86).

Земляные валы, которые тянутся поперек всего горного прохода немного севернее его самого узкого места, – там, где справа и слева начинается лиственный лес, покрывающий высоты, – относятся, очевидно, к более позднему времени, к Средним векам.

На "Карте Тевтобургского леса и сражения Германна", которую в 1820 г. издал принц Фридрих Липпе, у самого северного края Дэрского ущелья нанесен лагерь. Приблизительно в этих местах должен был действительно находиться последний лагерь Вара. Но те остатки вала, которые здесь имеются в виду, лежат слишком .близко от входа в ущелье и не имеют никакого отношения к римским укреплениям. Как установил Шуххардт, это – остатки средневековой крепостной линии. Они находятся на Хаммер-Хайде, справа от дороги, ведущей из Пивитсхейде в Херсте, сейчас же позади того места, где расходятся дороги. Эти остатки вала уже начинают исчезать, так как они сносятся крестьянами. Я упоминаю об этом для того, чтобы предостеречь от ошибок тех будущих исследователей, которые, исходя из карты принца Липпе, будут здесь искать римский лагерь.

Подобно тому как, исходя из монетных находок, искали место сражения при Баренау к северу от Оснабрюка, так и в данном случае читатель может почувствовать искушение воспользоваться для определения места последнего сражения указанием очень серьезного [63] писателя, подполк. Ф.В. Шмидта во "Временнике отечественной истории и древностей (Вестфалии)", 1859 г., стр. 299. Это указание гласит: "В районе Стапелаге, в l1/2 часах к северо-западу от Дэрского ущелья, в особенности на полях больших дворов Хунекен и Кравинкель, часто выпахивают римские монеты, которые, насколько с ними мог ознакомиться автор, относятся к эпохе не позже эпохи Августа.

Я извлекаю эту цитату из исследования X. Нейбурга "Место сражения Вара" (Н. Neuburg, "Die Oertlichkeit der Varusschlacht", S. 50). Так как этих монет теперь налицо не имеется, то нет никакой возможности проверить решающий в данном случае момент, а именно – то, что они не позже эпохи Августа. Даже если это и соответствует действительности, то мы из этого можем сделать лишь тот вывод, что здесь мы имеем дело лишь с частью добычи жившего здесь херусского рода, захваченной им после сражения в Тевтобургском лесу. Вышеуказанные места находятся слишком далеко в горах, для того чтобы можно было предположить нахождение римского лагеря именно здесь.

Ген.-майор Вольф высказал однажды предположение, что в районе деревни Эльзен близ Падерборна нельзя теперь найти никаких следов Ализо, так как соответствующее место теперь покрыто песчаной дюной, которая поглотила в себе все следы. Такое же явление могло произойти и в местности, лежащей перед Дэрским ущельем, там, где тысячелетия могли произвести более крупные перемены в конфигурации дюнного ландшафта, чем то можно предположить, судя по его современному виду.

КЛОСТЕРМЕЙЕР И ВИТЕРСХЕЙМ

По существу самое правильное относительно похода Вара было уже сказано Клостермейером в его работе "Где Германн разбил Вара" (Clostenneyer, "Wo Hermann den Varus schlug". Lemgo, 1822). Он только не совсем правильно восстановил конец этого похода. Он предполагает, что лагерь Вара находился у Миндена или немного дальше вниз по течению, у Петерсхагена, и что заключительная катастрофа произошла не перед Дэрским ущельем, но в долине Берлебеке, у подножия Гротенбурга. Вар хотел пройти через Дэрское ущелье, однако, германцы преградили ему этот путь; поэтому, пытаясь уйти от них, он совершил обходное движение через Детмольд. Это невозможно. Если Вар себя чувствовал слишком слабым для того, чтобы пробиться через Дэрское ущелье, то тем менее он мог надеяться на то, чтобы спастись, идя вдоль гор через Лопсхорнский проход или же пустившись напрямик через горы. Захватив в свои руки неповоротливую и далеко растянувшуюся громаду римского войска, германцы ни за что не выпустили бы своей добычи. Римлянам оставалось либо пробиться через Дэрское ущелье, либо умереть. Другого выбора не было.

Эти вполне правильные возражения против концепции Клостермейера были уже сделаны фон Витерсхеймом в его "Истории переселения народов". Исходя из этого, он вполне справедливо полагает, что заключительная катастрофа произошла в самом Дэрском ущелье. Однако, он искал летний лагерь Вара гораздо дальше вверх по течению Везера, а это указывает на то, что он еще не смог правильно установить путь римлян, определить тактический характер заключительного сражения и, следовательно, еще не имел полного представления об основных стратегических элементах ведения войны в Германии. В противном случае его решение вопроса, столь близкое к истине, обратило бы на себя значительно больше внимания.

ДНИ ПЕРЕХОДОВ И СРАЖЕНИЙ

Исследователи спорят о том, произошло ли сражение в Тевтобургском лесу в самый день выхода римлян из летнего лагеря или же позднее, а также о том, продолжалось ли сражение два или три дня.

Хотя рассказ Диона и не говорит об этом прямо, но все же создает впечатление, что в течение нескольких дней Вар продвигался вперед вполне спокойно, – вплоть до того момента, когда германцы произвели свое первое нападение. На это обстоятельство вполне справедливо сослался Кноке. Но если Тацит в таких словах ("Анналы", I, 58) заставляет Сегеста говорить [64] о своем напрасном предостережении Вара: "Свидетельницей этого – ночь; пусть лучше она для меня была бы последней", то это указывает, что катастрофа последовала тотчас же на другой день. Еще большее значение имеет указание Веллея, что ожидать наступления второй ночи было, по словам Сегеста, уже невозможно (II, 118). На это обратил внимание Вильмс. Хотя свидетельство Веллея как современника является весьма веским, однако, исходя из установленных уже нами основных положений критики источников, мы не должны придавать особенное значение всем этим косвенным указаниям. Во всяком случае указания источников не противоречат предположению, что римляне подверглись нападению германцев в день своего выступления из летнего лагеря.

В таком же положении находится вопрос о том, длилось ли сражение два или три дня. Источники можно истолковать в случае нужды и в том и в другом смысле. Но гораздо вероятнее, как мы уже установили выше, что сражение длилось три дня.

У Диона соответствующее место, имеющее решающее значение, испорчено. В рукописи это место непосредственно после описания второго дня сражения гласит: "Ибо тогда настал день после того, как они выступили в путь". Но эта фраза бессмысленна. Самым простым и естественным исправлением этой фразы было бы: "Итак, настал третий день..."

Однако, несмотря на это, нельзя препятствовать строить иные коньектуры тем исследователям, которые, исходя из объективных причин, высказываются за два дня, но все же следует отклонить те коньектуры, которые приписывают римлянам ночной переход. Такое большое войско, как войско Вара, не могло, так сказать, прокрадываться тайком. Германцы ничуть не были похожи на персов Тиссаферна, которые с наступлением ночи отходили от греков, чтобы по возможности дальше от них устроить безопасный привал на ночлег. Если же неприятель оставался поблизости, то продвижение становилось уже невозможным, и рано или поздно должно было завязаться сражение. Но нельзя себе представить ничего более неблагоприятного для римлян, чем ночной бой, который происходил бы при данных обстоятельствах и при уже подавленном настроении войск. Это неминуемо привело бы к панике и к немедленному полному разгрому.

Тацит пишет, что Германик прошел через Тевтобургский лес, ища следы и остатки войска Вара. "Первый лагерь Вара, судя по его большому протяжению и по размерам главной квартиры, совершенно несомненно заключал в себе три легиона. Далее, по разрушенному валу и по плоскому рву видно было, что здесь укрепились уже сильно пострадавшие остатки его войска". В словах "первый лагерь" хотели видеть летний лагерь, и это не является невозможным, – однако, лишь при том условии, если мы примем, что Тацит в погоне за антитезой ввел в заблуждение своих читателей. Ведь каждый римлянин должен был прекрасно знать, что между постоянным лагерем и походным лагерем, рассчитанным на одну лишь ночь, существует большая разница7. Следовательно, этим противопоставлением Тацит не смог бы произвести никакого впечатления на своих читателей. Если бы на самом деле существовал лишь один походный лагерь и если бы Тацит захотел противопоставить его постоянному лагерю, дав контрастное изображение, то он при всей своей риторике все же был бы настолько правдивым, чтобы соответствующим образом построить антитезу, что, конечно, совсем не так трудно. Отсюда можно вывести заключение, что в словах "первый лагерь" (prima castra) автор, по всей вероятности, имел в виду первый походный лагерь, для разбивки которого, как это правильно заметил Кноке, вполне естественно, согласно походным правилам, было намечено место, достаточное для размещения трех легионов, несмотря на то, что в течение первого дня римляне уже понесли значительные потери. Но если мы внимательно ознакомимся с местностью, то ясно увидим, что решающее значение в данном случае приобретут расстояния. От Реме до Дэрского ущелья 5 миль, а от Миндена до того же ущелья 6 миль. Войско, находившееся в таких тяжелых условиях, как римское накануне Тевтобургского сражения, никогда не смогло бы сделать такой переход в течение дня. Для однодневного перехода вполне достаточна была бы половина этого расстояния. Больше того, [65] я даже считаю вполне возможным, что ввиду большого количества повозок, очень трудного пути через лес, холмы и ущелья, а также дождя, который размыл глинистую почву, римляне сделали еще один переход, так что сражение происходило на второй, третий и четвертый день после выступления римлян из лагеря. Этому, конечно, не противоречит то, что Тацит говорит лишь о двух лагерях.

Подполк. фон Стамфорд в своей работе "Поле сражения в Тевтобургском лесу" (стр. 105 и 107) пишет, что ему в нескольких местах удалось найти остатки вала близ Шеттмара около Зальцуфельна.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ КАТАСТРОФА

Описывая самое сражение при Дэрском ущелье и заключительную катастрофу, я не брал за основу один из тех дошедших до нас рассказов, которые теперь находятся в нашем распоряжении, а исходил из сопоставления отдельных свидетельств, сохранившихся у Веллея, Тацита и Флора, а также из основных моментов, переданных Дионом. Оставшиеся пропуски я заполнил теми конкретными фактами, которые я смог извлечь из анализа расстояний и характера местности и которые, будучи связаны между собой, образовали единую причинную цепь событий. Такой метод работы требует особого пояснения и обоснования.

Следует исходить из того, что единственный подробный рассказ о Тевтобургском сражении, которым мы располагаем, а именно рассказ Диона Кассия, хотя и восходит к очень надежному свидетельству, все же сохранился в новой обработке, дошедшей из третьих или четвертых рук. При этом вполне естественно, что не только были сгущены краски, но и могли выпасть отдельные моменты, которые менее интересовали Диона или его предшественников и которые были лишь слабо намечены в первоначальной версии.

Вместе с тем мы не должны принимать в соображение вопрос о том, погибли ли легаты во время самого сражения или они покончили самоубийством по примеру полководца. Об этом в Риме никто не имел точных сведений, так что один говорил одно, а другой совершенно иное.

Дион, описывая сражение, говорит о том, что оно кончилось так же, как и началось: римляне погибали под непрерывным натиском германцев, в то время как их вожди кончали жизнь самоубийством. Этому противоречит сообщение Веллея, который пишет, что из двух лагерных префектов один, по имени Эггий, дал войскам хороший пример, а другой, Цейоний, поступил позорно ("После того как он погубил значительно большую часть войска и будучи виновником сдачи, он не захотел умереть в бою, а предпочел такой смерти казнь"). Далее он сообщает о том, что германцы отрубили голову от полусожженного трупа Вара. Флор дает возможность дополнить этот рассказ тем фактом, что тело Вара было погребено и затем вырыто. Эта попытка погребения, точнее – сожжения, возможна лишь при наличии укрепленного лагеря. Да и помимо этого, если мы учтем способ ведения войны германцами, мы должны будем признать, что войска, находившиеся на поле сражения, никак не смогли бы капитулировать. Но обо всем этом Дион ничего не говорит. Однако, это не может для нас послужить основанием для того, чтобы отвергнуть, признав за басню, такой определенный и точный рассказ, как рассказ Веллея, который вообще во всех остальных случаях является прекрасно осведомленным современником. В конце рассказа Диона, очевидно, имеется пропуск в сохранившемся тексте (может быть, здесь утерян один листок рукописи). Впрочем, если такого пропуска и не было, то весьма возможно, что мы здесь имеем дело с простым сокращением, произведенным автором, так как его описание этого события и без того достаточно подробно. В последней части своего изложения автор особенно стремился быть кратким. Это видно из того, что он описывает, как абсолютно все было уничтожено – и люди и кони, и сейчас же вслед за этим говорит о тех пленниках, которые позднее были выкуплены своими родственниками.

Если теперь мы примем рассказ Веллея о произведенной римлянами попытке похоронить тело Вара и об окончательной капитуляции, то отсюда мы должны будем сделать тот вывод, что данное сражение, очевидно, не было рядом последовательных стычек, а было регулярным [66] сражением. Если бы римляне все время продвигались вперед с боем, то они не могли бы иметь лагеря, где они могли попытаться предать сожжению тело Вара и где войско окончательно капитулировало.

С чисто военно-теоретической точки зрения, если так можно выразиться, это различие чрезвычайно существенно. Но психологически вполне понятно, что именно этот момент отсутствует в рассказе Диона. Ведь от автора этого повествования могло ускользнуть различие между заключительным сражением и боями предшествовавших дней, так как с внешней стороны все эти бои в глазах автора ничем не отличались друг от друга. К тому же мы не должны забывать, что имеем в нашем распоряжении лишь римские источники. Ведь их, конечно, ничто не побуждало к особенному подчеркиванию того обстоятельства, что римляне не только подверглись нападению на походе, но и потерпели окончательное поражение в регулярном сражении, оказавшись не в состоянии пробиться через ряды неприятеля. Их стремление объяснить это поражение лишь изменой и внезапным нападением ясно звучит в той речи, с которой, по словам Тацита ("Анналы", II, 46), Марбод обратился к своим войскам: "Арминий победил три освобожденных от службы праздных легиона (tres vacuas legiones); поэтому такой успех не делает ему особенной чести". Это возражение в обычном рассказе может показаться довольно обоснованным, а потому с точки зрения военной истории для нас вдвойне важно обстоятельство, что мы считаем вполне возможным восстановить затушеванный, так сказать, римлянами факт заключительного регулярного сражения.

С этим вполне согласуется и тот довольно странный способ, к которому прибегает Тацит, для того чтобы противопоставить один другому те два лагеря, которые были обнаружены Германиком и его солдатами. "Первый лагерь, судя по его большому протяжению... затем по полуразрушенному валу и плоскому рву...". Слова "полуразрушенный вал", конечно, не указывают на такой вал, который никогда не был высоким, а на такой, который обвалился. Следуя строгим правилам логики, в этой фразе можно установить противопоставление первого большого лагеря, построенного по правилам, маленькому, неоконченному, плохо укрепленному лагерю. Давая в данном случае, – как он впрочем это часто делает, – косвенную антитезу, Тацит принуждает читателя восполнить это противопоставление, вкладывая в слово "полуразрушенный" представление о том, что германцы, ворвавшись в лагерь, разрушили и растоптали вал. Очевидец, к которому в конечном счете восходит рассказ Тацита, должен был получить настолько сильное впечатление от состояния вала и рва, что его глазам должна была представиться последняя страшная сцена. Поэтому мы можем предположить, что характерное слово "полуразрушенный" было вставлено не Тацитом, а происходит от первоначальной версии рассказа.

Будем ли мы считать нашу локализацию сражения действительно доказанной или же лишь установленной с определенной степенью достоверности, во всяком случае реконструкция последнего сражения основывается не только на внешнем сопоставлении и согласовании фактов. Мы можем с уверенностью сказать, что объективные основания и критика источников позволяют нам без всякого труда дополнить рассказ Диона фактом существования лагеря и его конечной капитуляции.

Правильная реконструкция, раз установленная, подтверждается тем, что и другие трудно понимаемые части рассказа находят благодаря этому простое и ясное объяснение.

Веллей рассказывает, что во время этого поражения те солдаты, которые, по обычаю римлян, хотели мужественно использовать свое оружие, были наказаны. Мы можем теперь отнести этот факт ко времени ведения переговоров относительно капитуляции.

Согласно Диону, последнее сражение произошло в узком месте ущелья. По Тациту же, Германик увидел белевшие кости павших римлян "посреди поля" (medio campi). Это противоречие теперь легко объяснимо. Дион говорит о последнем настоящем сражении, которое разыгралось в Дэрском ущелье, но, конечно, после того как римляне отступили из Дэре, многие из них были еще убиты в открытом поле перед ущельем.

Эдм. Мейер в своей работе "Исследования относительно сражения в Тевтобургском лесу" (Edin. Meyer, "Untersuch. ueber die Schlacht irn Teutoburger Walde") уже доказал, что описание Диона само по себе хорошо согласуется с отдельными свидетельствами других источников. [67]

Если его концепция, основанная на критике источников, не получила быстрого и всеобщего признания, то это объясняется лишь тем, что он в отдельных случаях дает неправильные решения вопроса и неверно устанавливает топографию, так как стратегические основы ведения войны в Германии не были в то время еще известны.

ГИПОТЕЗЫ МОММЗЕНА И КНОКЕ

Для нас нет никакой необходимости вникать в отдельные подробности сильно оспаривавшейся гипотезы о том, что Тевтобургское сражение произошло к северу от Оснабрюка, близ Баренау, или же к югу от него, близ Ибурга, так как с нашей точки зрения поле сражения, без всякого сомнения, следует искать лишь на пути, ведущем от Вестфальских ворот к Ализо. Если бы сражение произошло поблизости от Оснабрюка, то это означало бы, что большая дорога римлян шла не вверх по долине Липпы, но от Хальтерна по направлению к Мюнстеру и Оснабрюку, севернее или южнее горной цепи Виен, на Минден или Реме. Конечно, и здесь проходила дорога. Мы даже можем согласиться с Кноке в том, что между двумя горными хребтами – горной цепью Виен и Оснингом вдоль гор у подножия холмов проходила германская дорога. Можно даже себе представить, что те большие запасы, которые были необходимы для летнего лагеря Вара и которые очень трудно было доставить по этому сухопутному пути, были доставлены в Минден на кораблях через Северное море. Все же не может быть никакого сомнения в том, что римляне имели в своем распоряжении военную дорогу, шедшую вдоль Липпы через Оснинг (через Дэрское ущелье) к Вестфальским воротам, что они имели на этой дороге, на Верхней Липпе, укрепленный складочный пункт и что именно поэтому данный путь был их главной военной дорогой. Нужно себе только представить, насколько такой складочный пункт облегчал путь войскам, передвигавшимся взад и вперед по этой дороге. Ведь тогда в Германии без крупных приготовлений и значительных расходов нельзя было сойти с дороги, шедшей вдоль водного пути. Следовательно, если у Вара были бы какие-нибудь основания идти от Вестфальских ворот прямо в район Оснабрюка, то он, наверное, идя по этому пути, не взял бы с собою своего обоза, но, без всякого сомнения, отправил бы его на Липпскую дорогу, так как он считал соседних германцев за верных союзников.

К этому надо прибавить, что с оснабрюкской гипотезой с большим трудом согласуются или даже, собственно говоря, совсем не согласуются положительные указания Тацита на то, что Германик, поднявшись на кораблях вверх по Эмсу, опустошил всю страну между Эмсом и Липпой, подошел к пределам бруктеров, находясь недалеко от Тевтобургского леса, и, сняв осаду с крепости, расположенной на Липпе, отказался от мысли восстановить разрушенный курган. См. относительно этого специальное исследование о местоположении Ализо.

Насколько в корне изменились основы исследования этой проблемы благодаря новым данным относительно плотности населения в Германии, видно из того, что Моммзен в своем исследовании о "месте сражения Вара" ("Die Oertlichkeit der Varusschlacht") еще находил возможным писать, что германские вожди "могли созывать в любом, – даже отдаленном – пункте свои войска, в два или в три раза превосходившие по своей численности войско римлян".

Гипотезу Моммзена защищает Эд. Бартельс в своей работе "Сражение Вара и место этого сражения" ("Die Varusschlacht und ihre Oertlichkeit", 1904), в которой автор особенно подчеркивает то обстоятельство, что путь войска Вара должен был лежать не через лесные горы, а вдоль северного края горной цепи Виен. Окрестности Баренау хорошо соответствуют описанию сражения в том отношении, что здесь находятся большие болота, которых нет близ Дэрского ущелья. Но против этого можно возразить, что болота играют большую роль лишь в рассказах Флора и Веллея, у которых их упоминание могло быть вызвано стремлением этих писателей украсить свой рассказ риторикой, тем более, что германские болота являются чем-то вроде обычного стаффажа8 во всех описаниях Германии. У Диона же, рассказ [68] которого является нашим главным источником, нет упоминания о болотах. Да и помимо этого нельзя сказать, что близ Дэрского ущелья нет никаких болот.

Бартельс вполне обоснованно предполагает, что римское войско шло не через лесистые горы, а вдоль северного края горной цепи Виен, следовательно, по равнине, так как он считает, что римское войско со своим обозом никак не могло направить свой путь через девственный лес. Однако, он вместе с тем упускает из виду то обстоятельство, что здесь местность не давала бы возможности германцам производить непрерывные внезапные нападения на римское войско и, наконец, окончательно отрезать ему путь.

Бартельсу кажется, что существенным основанием для предположения, что римское войско шло не по направлению к Липпе, является тот факт, что при сообщении о восстании германцев не было упомянуто название восставшего племени. Племена, жившие по Липпе и Руру, были настолько хорошо известны римлянам, что название племени должно было быть упомянуто. Но против этого следует возразить, что римляне достаточно давно правили этой страной, чтобы одинаково хорошо знать названия всех племен, живших между Рейном и Везером.

Равным образом бьет мимо цели и тот аргумент, что путь к Верхней Липпе был бы вполне безопасным. Шло бы римское войско по долине Верры или, идя наперерез излучине реки, направлялось бы прямо к югу, – во всяком случае эта местность была более опасна, чем местность, прилегавшая к северному подножию горной цепи Виеи, в особенности Дэрское ущелье, которое как бы самой природой было создано для выполнения военного плана и для проведения военной тактики германцев.

БУКВАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД СВИДЕТЕЛЬСТВ ИСТОЧНИКОВ

При том особенном значении, которое имеет для Германии сражение в Тевтобургском лесу, многим читателям, не имеющим под рукой античных авторов, будет интересно прочитать в точном переводе те первоначальные источники, на которых строится наше изложение, чтобы, таким образом, установить, что ими было передано непосредственно и что является реконструкцией.

Дион Кассий

Римляне владели некоторыми областями в Германии, причем эти области были расположены не одна подле другой, а в том порядке, как их завоевывали римляне, почему они и не упоминаются в истории. Их солдаты зимовали в этих областях и основывали там города, а варвары подчинялись римским обычаям, приходили на рынки и поддерживали с римлянами мирные отношения. Однако, они не могли забыть обычаи своих предков и своей страны, свой свободный образ жизни и мощь своего оружия. До последнего времени их отучали от этого лишь постепенно, применяя большую осторожность, так что они незаметно осваивались со своим новым образом жизни и сами даже не чувствовали происходивших с ними перемен. Когда же Квинтилий Вар, бывший до тех пор проконсулом Сирии, получил Германию в качестве провинции, он резко изменил политику, захотел все слишком быстро изменить, стал обращаться с германцами властно и требовать от них дани, как от подданных. Это им не понравилось. Вожди народа стремились к своему прежнему господству, а народ находил, что прежний государственный строй был лучше, чем принудительное господство иноземцев. Но так как они полагали, что боевые силы римлян на Рейне и в их собственной стране были слишком значительны, то они сперва не восстали открыто, а встретили Вара так, как будто они готовы были исполнить все его требования, и заманили его от Везера в страну херусков. [69] Здесь они жили рядом с ним, находясь с ним в самых мирных и дружеских отношениях, и тем заставили его поверить, что они сами смиренно подчиняются его приказам, даже не вынуждая его применить силу оружия.

Таким образом случилось, что Вар перестал держать свои войска сосредоточенными в одном месте, как он должен был бы делать, находясь в неприятельской стране, но разослал своих людей в разные стороны, уступая просьбам более слабых либо для того, чтобы защитить определенные места, либо для того, чтобы переловить разбойников или же прикрыть доставку продовольствия. Вождями заговора и вероломной войны, которая уже начиналась, были наряду с прочими Арминий и Сегимер, которые находились постоянно при нем и часто пировали за его столом. Когда же он стал вполне доверчивым и уже не подозревал ничего дурного, – даже больше, не только не верил тем, кто подозревал худое в том, что происходило и советовал ему быть осторожным, но даже обвинял их в необоснованной трусости и привлекал к ответственности за клевету, – тогда по предварительному сговору восстали сперва некоторые отдаленные племена. Они считали, что таким образом они скорее заманят Вара в ловушку, когда он выступит против восставших и пойдет по стране, которую он считал дружеской, чем если они все сразу начнут войну против него, дав ему тем возможность принять необходимые меры предосторожности. Все так и случилось. Они дали ему выйти вперед и некоторое время его сопровождали, но затем остались позади под тем предлогом, что хотят стянуть свои войска и затем быстро прийти к нему на помощь. После этого они напали с заранее приготовленными, выпрошенными ими у Вара раньше войсками на римские отряды и разбили их наголову, после чего настигли самого Вара, который к тому времени углубился в непроходимые леса. Теперь предполагаемые подданные внезапно оказались врагами и произвели жестокое нападение на римское войско. Горы здесь были полны ущелий, а неровная местность была покрыта высоким и густым лесом, так что римляне еще до нападения противника должны были порядком поработать над рубкой леса, прокладыванием дорог и постройкой мостов. Римляне вели за собой, совсем как в мирное время, множество повозок и вьючных животных; за ними следовало также большое количество детей, женщин и прочей прислуги, так что войско вынуждено было растянуться на большое расстояние. Отдельные части войска еще более отделились одна от другой вследствие того, что полил сильный дождь и .разразился ураган. Поэтому почва вокруг корней и стволов деревьев стала скользкой, и шаги воинов стали неуверенными. Верхушки деревьев обламывались и своим падением увеличивали смятение, царившее среди войска. В этот тяжелый для римлян момент варвары напали на них со всех сторон, выступив из лесной чащи. Прекрасно зная дороги, они окружили их и сначала обстреливали издали. А затем, когда уже больше никто не сопротивлялся и многие были ранены, они атаковали их вплотную. Так как римские войска шли без всякого порядка, смешавшись с повозками и с невооруженными, то им было трудно сомкнуть свои ряды, а потому они понесли большие потери, тем более, что они не могли со своей стороны причинить никакого вреда противнику, превосходившему их своей численностью.

Когда это стало известно, то все перестали обороняться, даже те, кто еще имел для этого достаточно сил. Одни последовали примеру своего вождя, а другие, бросив свое оружие, дали себя убить первому попавшемуся врагу, так как никто, даже если бы он этого хотел, не мог подумать о бегстве. Теперь германцы могли без всякой опасности для себя поражать и людей и коней.

Веллей Патеркул

Лишь только Тиберий окончил Паннонскую и Далматинскую войны, как через пять дней после этого пришла печальная весть из Германии о смерти Вара и о гибели трех легионов, такого же числа эскадронов и шести когорт. Судьба оказалась для нас, так сказать, милостивой лишь в том отношении, что вернула нам полководца, который мог отомстить за такое поражение, а именно Тиберия. Я должен несколько остановиться на причине этого несчастья и на личности Вара. Квинктилий Вар, происходивший из почтенной, хотя и не очень древней, родовитой семьи, был мягким человеком, обладавшим спокойным характером. Тяжелый на подъем как по своему характеру, так и по своему телосложению, он предпочитал лагерный досуг военной службе. Как мало он презирал деньги, показывает его поведение в Сирии, которая до этого времени находилась в его управлении. Он вступил в эту богатую провинцию, будучи бедняком, а покинул ее богачом, оставив эту провинцию бедной. Получив верховное командование над войском, стоявшим в Германии, он решил, что жители этой страны не имеют в себе ничего человеческого, кроме голоса и тела. И он думал укротить при помощи римского права тех людей, которых не смогли усмирить мечи. С таким намерением вступил он в Германию, как будто он пришел к людям, которые радовались благословенному миру, и проводил все свое время в летнем лагере, торжественно разбирая дела с высоты своего судебного кресла.

Но эти люди, – чему, конечно, не поверит тот, кто этого сам на себе не испытал, – при всей своей дикости чрезвычайно хитры и как бы [71] рождены для лжи. Они вели и тянули длительные, изобретенные ими самими процессы и то жаловались друг на друга, то благодарили Вара за то, что он решал дела с римской справедливостью и таким новым и неведомым для них способом укрощал и смягчал их дикость и ставил право на место насилия. Таким образом, они усыпили бдительность Вара, который впал в такую беспечность, что ему уже стало казаться, что он не командует войском в Германии, а в качестве городского претора судит на форуме. Среди германцев находился в то время молодой человек, происходивший из благородного рода, обладавший храбростью, сообразительностью и таким умом, которого нельзя было бы предполагать в варваре. Его звали Арминием; он был сыном Сигимера, одного из князей этого народа. Его пламенная душа горела в его взоре (Blick) и в его глазах (Augen). Он служил у нас на военной службе и был облечен званием римского гражданина и всадника. Он решил использовать вялость полководца для того, чтобы совершить злодеяние, правильно учитывая, что легче всего погубить того, кто ничего не боится, и что уверенность часто является началом несчастья. Сперва он сообщил свой план лишь немногим, но вскоре и большему количеству лиц. Он их настойчиво убеждал в том, что германцы имеют полную возможность одержать верх над римлянами. Вслед за решением должно было вскоре последовать и выполнение этого плана. Германцы установили время для нанесения удара.

Об этом сообщил Вару Сегест, преданный человек, принадлежавший этому племени и происходивший из благородного рода. Но судьба настолько ослепила Вара, что он уже не мог внять благоразумному совету. Так случается, что божество затемняет по большей части рассудок тех, чье счастье оно хочет погубить, и делает так, что нам кажется, будто то печальное, что случается, происходит по заслугам, и что несчастье становится виной. Вар также отказывается верить этому и уверяет, что он сумеет оценить по заслугам это доказательство дружбы. Но после первого доносчика уже не остается времени для появления второго.

В особой книге я расскажу подробнее об этом ужасном несчастье, – тягчайшем, которое испытали римляне среди чужих племен после поражения Красса. На этот же раз достаточно будет сказать об этом плачевном походе следующее. Одно из самых храбрых римских войск, состоявшее из воинов, выделявшихся среди прочих римских воинов своей дисциплиной, своим мужеством и своим военным опытом, оказалось окруженным вследствие неспособности предводителя, вероломства врага и немилостивой судьбы. Не только не было никакой возможности сражаться или прорваться, но даже те, кто, будучи одушевлен римским мужеством, хотел воспользоваться своим римским оружием, были наказаны и заперты в лесах, болотах и вражеской засаде. И все это войско было разбито и окончательно уничтожено тем врагом, которого до этого времени римляне убивали, как скот, так что теперь их жизнь и их смерть зависели от ненависти или от милости этого врага. Полководец оказался более мужественным перед лицом смерти, чем в борьбе; он последовал примеру своего отца и своего деда и сам себя заколол. Один из двух лагерных префектов, Люций Эггий, дал войскам прекрасный пример, а другой, Цейоний, поступил позорно. После того как значительно большая часть войска погибла в сражении, он не захотел умереть в бою, а такой смерти предпочел казнь и сдался. Вала Нумоний, один из легатов Вара, бывший всегда рассудительным и честным человеком, дал внушающий ужас пример войскам тем, что бросил пехоту на произвол судьбы и вместе с конницей обратился в бегство, пытаясь достигнуть Рейна. Но судьба отомстила ему за этот поступок, так как он не пережил покинутых [72] им, но умер смертью дезертира. Дикий враг растерзал полусожженное тело Вара; он отрубил его голову и послал ее Марбоду, который в свою очередь отослал ее императору, так что ее смогли со всеми почестями похоронить в фамильном склепе.

Флор

Труднее удерживать в своих руках провинции, чем их основывать. Провинции создаются силой, а удерживаются правом. Итак, радость была непродолжительной. Ведь германцы были побеждены, но не укрощены, и под владычеством Друза обращали больше внимания на наши обычаи, чем на наше оружие. После смерти Друза они стали ненавидеть характер и высокомерие Квинктилия Вара так же, как они ненавидели его гнев. Вар отважился созвать собрание и довольно неосторожно похвалялся тем, что он в состоянии укротить дикость варваров прутьями ликторов и голосом глашатая. Но лишь только германцы, которые давно с грустью смотрели, как ржавеют их мечи и застаиваются их кони, убедились в том, что тога и суд более зловредны, нежели оружие, как они тотчас же взялись за оружие под предводительством Арминия. А миролюбие Вара в то время было настолько велико, что он даже не шелохнулся, когда один из князей – Сегест – предательски сообщил ему о заговоре. Так внезапно напали они на него, ничего не видевшего и ничего не боявшегося, в то время как он, – о, самоуверенность! – взывал к суду, и бросились на него со всех сторон. Лагерь был захвачен, и три легиона были разбиты. Вар, потеряв свой лагерь, последовал примеру Павла в день сражения при Каннах, будучи охвачен той же мыслью и преследуем такой же судьбой. Не было ничего отвратительнее этой бойни в болотах и лесах. Нельзя себе представить ничего более невыносимого, чем издевательство этих варваров, в особенности над судьями. Некоторым они выкалывали глаза, другим отрубали руки. Одному они отрезали язык и зашили рот, а варвар, который держал язык в своей руке, крикнул римлянину: "Теперь, змея, ты уже больше не сможешь шипеть!" Даже тело консула, преданное земле верными солдатами, было вырыто. Военными знаменами и орлами варвары владеют до сего времени, а третьего орла, дабы он не попал во вражеские руки, знаменосец обломал, спрятал его под своим поясом и вместе с ним исчез в напоенном кровью болоте. В результате этого поражения произошло то, что империя, которая не остановилась даже на берегу океана, принуждена была остановиться на берегах реки Рейна.

Тацит

Тацит не оставил нам непосредственного описания сражения в Тевтобургском лесу, ибо его рассказ начинается лишь со смерти Августа. Лишь кое-что мы узнаем в связи с описанием походов Германика, а именно – в связи с его рассказом о посещении Германиком поля сражения и погребении останков. Помимо этого, можно найти в римской литературе те или иные отдельные замечания, как, например, в одном письме Сенеки ("Ep.", 47) его указание на то, что знатнейшие римляне попали в рабство к германцам, и что мужи, которые со временем надеялись вступить в сенат, влачили там свое жалкое существование, один – в качестве пастуха, а другой – в качестве привратника.

ИСТОЧНИК

Итак, полгода назад вы стали ужесточать условия игры с тем, чтобы у игроков было меньше возможности максимально полно играть в «гладиаторов», выкладывая за это умеренное, а не максимально допустимое количество реальных рублей. Вы ограничили верхним пределом сумму вознаграждения за «дорогие» бои, вызвали резкое увеличение ценности динов при почти двадцатикратном обесценении стоимости высоких гладов на аукционе, загнали огромное количество игроков с дорогими по содержанию гладами в минусы без какой-либо перспективы выйти в плюс. Вы успешно провели кампанию (благодаря добровольным стукачам) по выявлению застарелых мультов, которые никому не вредили (потому что не взаимодействовали друг с другом), при этом только уменьшили сумму реала, которые «мультовод» тратил на свои акки, а мульты, спецом заведенные для грязной игры, по-прежнему создаются пачками.

Что происходит сейчас? Сейчас вы вообще выгоняете старых игроков из игры – вот к чему ведут ваши нововведения в обновленной версии гладиаторов. И это не пустые слова, я объясню это на примерах

Никто думаю не будет спорить, что главный смысл регулярно играть в гладиаторов состоит в том, что можно создать и постепенно развивать свой отряд и акк, добывая славу себе и своим воинам, получая удовольствие от возможностей игры? А теперь поясните мне, зачем вы этот смысл убиваете?

1)начнем с того, что через неделю отряды почти всех игроков, даже которые уже изыскали 1 млн. динов (!!!) на приобретение построек второго уровня, дающие 10 бесплатных слотов в отряде (хотя максимальная сумма компенсации за все возможные старые постройки составила всего 153 000), сократятся вдвое, если эти игроки не найдут 5 млн. динов (столько стоят постройки третьего уровня, не считая 5 млн отдельно за арену). Раньше я экономически мог выстроить постепенно все возможные постройки и получить 20 бесплатных слотов, их не хватало, но по крайней мере я мог держать под рукой нормальный отряд, и для турниров и для войн и для чемпа. Теперь же я должен или найти 5 млн динов, или платить 200 000 динов В ДЕНЬ за 10 дополнительных слотов, или смириться с тем, что общее количество гладов у меня сократится до 10 (причем я так понял что из гостиницы глады также исчезнут). Это форменный грабеж по сравнению со старыми условиями игры.

2)Вы ускорили течение игрового времени в два раза и ввели понятие промежуточного пенсионного возраста в 35 лет, который нужно продлевать за деньги, иначе глад из отряда исчезнет. Но по достижении 50 лет глад исчезает автоматически, а при новых правилах «год за две реальных недели» 35-летние с гаком глады, а именно такого возраста в среднем все высокие глады (выше 33-го левла), буквально через считанные месяцы станут окончательно старыми и принудительно уйдут на пенсию. Т.е. вы решили досрочно обнулить отряды старых игроков, которые, качая гладов за реальные деньги (никто не спорит, что раньше высокого глада невозможно было вырастить без покупки бонов?) рассчитывали играть ими 1.5-2 года, а не несколько месяцев? Но самое главное, а что дальше? – я лишусь своего отряда, который развивал весь последний год, взамен смогу набрать 10 маленьких гладиаторов, которым никогда не светит стать даже 30-ым левлом, поскольку вы допустили еще одну новеллу, а именно:

3)вы отменили начисление опыта за обычные бои на арене. Как может глад, получая меньше опыта на тренировках чем раньше (ведь постройки можно себе позволить не выше 2-го уровня), никакого опыта на арене (кроме турниров), старея в два раза быстрее, чем раньше, стать хотя бы 25-ым левлом? А никак, это вы не пересмотрели, ему надо как и раньше набрать 40 000 опыта для этого, и 93 000 опыта, чтобы стать 30-кой. И как вы видите в дальнейшем чемпы и турниры анлимитид? С патрициями 25-го левла?)))

Итак, мало того, что мы, игроки старой версии игры, вынуждены сейчас распродать свои отряды за полцены, оставив 10 или даже меньше гладов (типа для участия в паре турниров), так буквально через несколько месяцев мы лишимся самых ценных своих гладов, ради которых столько играли, и станем нубами, причем без перспективы докачать любого глада выше 25-го левла. Этого вы хотели добиться своими нововедениями? А не более честным и порядочным было бы дать возможность всем игрокам выше 5-го левла, кто начинал играть по старым правилам, доиграть своими гладами положенный им изначально срок, почему надо разорять нас и лишать смысла играть? Объясните, я действительно не понимаю. Как можно было ускорить течение времени и не сократить необходимое для получения высокого левла количества опыта к примеру???? как можно заставить распродать половину отряда???? как можно принудительно вдвое сократить время нахождения в игре созданных и развитых мною гладов высокого уровня????

Интересно было общаться в гильдиях и участвовать в войнах, но вы ничего не сделали для этого, даже возможности передавать выигрыш за победу официально не появилось, а сейчас бои на арене вообще не имеют экономического смысла.

Вы не узаконили возможность играть по честному с одного компа нескольким аккам (с предварительного разрешения, точнее вы отменили такие разрешения в одностороннем порядке, забанив кучу хороших акков), хотя никакого вреда это не приносило, а таких игроков, у которых есть брат, сестра, жена, которые могли бы играть как и они – большинство, и этим вы только ограничили свою аудиторию.

Вы не разобрались внятно с экономикой игры, поскольку отменив возможность зарабатывать деньги, вы не уменьшили стоимость содержания гладов, а сейчас, отменив расходы на содержание гладов, вы настолько увеличили стоимость построек, что без РЕАЛЬНЫХ РУБЛЕЙ ВООБЩЕ ЗАВЕСТИ СЕБЕ ОТРЯД НЕВОЗМОЖНО – но никакая игра не выживет, если наряду с продвинутыми платными услугами не будет и возможность играть бесплатно, ведь деньги то приносят только те, кто становится продвинутым игроком, а как им теперь стать – вы аннулируете всю элиту и оставите только отряды с гладами 10,15 или 20-го левла? – смешная перспектива по сравнению со старой версией! Играть в турнирах кстати станет скоро невозможным, поскольку я 13 левл уже не попадаю почти никуда, будет несколько десятков человек с приглашениями и все, только они и будут между собой бороться, а турниры выше 25-го левла исчезнут как класс, вот и представьте себе реально, как будет выглядеть это игра через полгода? Убогой – это мягко сказано.

Короче прошу еще раз подумать о целесообразности ваших нововведений пока не поздно, пока мы не распродали свои отряды и не ушли из игры, потому что начинать с нуля я уже не буду и я хочу играть своими развитыми гладами.

С уважением,

vanutar

Теперь правила настроены на то чтобы вынудить игрока купить должность и бонусы для полноценной игры.

Опыт и деньги в сражениях и выживаниях теперь не платят! Из этого следует что играя в сражения могут источиться накопления любой величины просто покупая доспехи! Для накопления денег на постройки нужно выиграть сколько турниров? Победы гладам начисляют только в турнирах!
В турнир попадает тот кто может заплатить за это бонус.

Выдержка из правил:
...Если у Вас недостаточно слотов для содержания имеющегося гладиатора, он помещается в гостиницу, откуда его можно забрать в любой момент, когда слотов достаточно для этого.
Во время пребывания в гостинице гладиатор не может тренироваться и участвовать в боях, за его содержание там ежедневно снимается плата в размере 1/10 номинала.
Внимание! Максимальное время содержания в гостинице составляет 1 неделю. По истечении этого срока гладиатор покидает отряд без выплаты компенсации.
Купленного гладиатора нельзя снова выставить на аукцион в течение недели со дня его покупки (техническое ограничение).
С покупателя списывается вся сумма ставки, продавец же получает деньги за игрока с учетом ограничения максимальной суммы в 3 номинала...

Всё походит на то что руководство намеренно выдавливает старых игроков с проекта ставя их перед фактом обязательного приобретения должности и бонусов для полноценной игры.

Я играл больше года и моих накоплений мне хватило для того чтоб получить в своё распоряжение 12 слотов и спецов 2ого лвла и потратив на это порядка 1.5миллиона(все свои сбережжения).... При таких условиях мастера сражений высогоко класса закончат своё существование и вымрут как вид, а исключением станут только те кто будет готов заплатить, но интересно ли им будет в таких инкубатарских условиях?
Очень жаль. Хорошая игра, много хороших людей было тут на нашем пути. Никого обидеть не хотел, благодарю за внимание.

ИГРАЕМ БЕЗ БОНОВ.

В старой версии мы могли бы взять 18-летнего глада и захотеть прокачать его до 50 лвл.У нас на это есть 50-18=32 месяца (предположим,что каждый день будем набивать одинаковое колво опыта).
В нынешней версии у нас на это есть 35-18=17 лет жизни глада(не тратя на продление пенсии). Делим на 2 (в месяце 2 недели,если считать грубо).Получаем 8,5 месяцев.
Делим 32 на 8,5 ,получаем ~ 3,76 ... округлим до 3...

Получили,что в среднем нам надо играть в 3 раза больше времени в день,чем обычно... Раньше 2 часа-сейчас 6...
Лично у меня нет ни времени,ни желания...

Если играть еще с бонами (не качатся на боте),то и денег надо в 3 раза больше...

Вот такая арифметика

Фактический адрес в Москве: 125057, Малый Песчаный переулок, д. 4, ком. 5

Телефон:
(499)158-13-36
(499)158-12-33

Юридический адрес:125057, Москва, Старая басманная ул., 6, корп. 2, оф.21

Состав сотрудников:
* Дмитрий "musson" Амелин - HR
* Михаил "Mikhaello" Виноградов
* Петр "Пека" Гернет
* Евгений "Surt" Дябин
* Дмитрий "Gandalf" Жаров
* Андрей "Mikki" Зыков
* Владлена Кайдановская - PR
* Дмитpий "D.T." Тepёxин – генеральный директор
* Павел "steexx" Шаповалов
* Павел "Noise" Шумилов

http://wolfcentre.mybb.ru/viewtopic.php?id=535

http://cheaters.mylivepage.ru/file/index/